Одержимость

Даже не осознаю, что мой взгляд зафиксировался на моём столе, пока он не возвращается обратно и не встречается с взглядом Глеба. Его губы медленно искривляются в лукавой улыбке.

— Думаю, нам стоит закончить наш сегодняшний сеанс. — Слова вылетают из моего рта так быстро, что я даже не успеваю обдумать их, прежде чем они произнесены.

Глеб закрывает глаза. Он сглатывает и кивает.

— Хорошо. Прости.

Не говоря больше ни слова, он встаёт и направляется к двери. Задерживаю дыхание, пока он тянется к дверной ручке, зажмуриваю глаза — отчаянно желая, чтобы она открылась, хотя Софы нет по ту сторону, и некому спасти меня от самой себя.

Я жду и жду, умирая от желания услышать скрип открывающейся и закрывающейся двери, но когда это происходит, паникую и вскакиваю.

— Нет! Не уходи!

Глеб не двигается. Он стоит неподвижно, пока моё сердце колотится в груди. Что я делаю? Что, мать вашу, я делаю?

Тянутся долгие секунды. Возможно, я понятия не имею, во что ввязываюсь, но знаю, что мяч на его стороне, поэтому жду, когда он заговорит. Когда он, наконец, говорит, он не поворачивается.

— Я всё время думаю о тебе, — говорит он. Его голос настолько напряжён, что кажется, будто ему больно.

Сглатываю.

— Я тоже думаю о тебе.

Он опускает голову и качает ею.

— Я знаю, что это неправильно.

— Я тоже, — шепчу. — Но мне уже всё равно.

Наступает ещё одна долгая пауза. Тяжесть наполняет воздух, словно комната, полная секретов, ждущих своего раскрытия. Продолжаю смотреть на спину Глеба, ожидая…

В конце концов, он тянется к дверной ручке. Закрываю глаза, думая, что всё кончено. В отличие от меня, он достаточно силён, чтобы уйти. Но потом… Громкий щелчок эхом разносится по комнате.

Дверной замок лязгает, закрываясь.

Он запер мою дверь!

Мои глаза открыты.

Глеб поворачивается, и наши взгляды встречаются. Он смотрит на меня с интенсивностью, от которой горит кожа.

Он начинает идти.

Медленно.

Словно давая мне шанс остановить его. Но с каждым шагом мой пульс учащается. К тому времени, когда он доходит до моего стола, чувствую себя как кастрюля с кипящей водой, и крышка вот-вот сорвётся.

Не двигаюсь.

Ни на сантиметр.

Но Глеб продолжает идти, прямо вокруг барьера моего стола, пока не оказывается так близко позади меня, что я чувствую жар его тела, его горячее дыхание щекочет мою шею.

— Я не буду делать ничего, чего ты не хочешь, — он покусывает мочку моего уха, и электрический ток пробегает по моему телу. — Всё, что тебе нужно сделать, это сказать мне остановиться.

Проходит несколько ударов сердца. Не поворачиваюсь. Не смотрю на него. Но отступаю назад и прижимаюсь своим телом к его. Чувствую, как его эрекция упирается мне в поясницу. И всё же чувствую нерешительность. Он не прикасается ко мне, по крайней мере, не намеренно. Позволяю своей голове откинуться назад на его грудь.

— Прикоснись ко мне, — стону.

Глеб обхватывает мою грудь сквозь шёлк моей блузки.

Это грубо и жёстко, но именно так, как я этого хочу. То, что я заслуживаю.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, Марина.

Закрываю глаза и тяжело дышу. Глеб зарывается головой в мои волосы и впивается в мою шею.

— Скажи, — рычит он, его губы вибрируют на моей коже. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.

— Да, — хриплю я. Уже знаю, что завтра возненавижу себя, скорее всего, даже раньше, но я никогда не хотела никого так сильно, как этого мужчину прямо сейчас.

Его рука скользит между нами. Чувствую, как она опускается к его возбуждению, а затем раздаётся звук, от которого мои глаза закатываются.

Расстёгивается молния.

Это самое эротичное, что я когда-либо слышала в своей жизни. Глеб собирается развернуть меня, но я останавливаю его и наклоняюсь вперёд, прижимаясь грудью к столешнице, как он представлял.

Он наклоняется надо мной так, что его губы снова оказываются у моего уха.

— Чего ты хочешь? Я хочу услышать, как ты это произносишь.

Едва могу говорить, моё дыхание слишком сбито, чтобы выговорить что-то, но каким-то образом мне удается выдавить шёпотом:

— Я хочу, чтобы ты прижал меня и трахнул как следует.

— Хорошая девочка…

Он поднимается, но тяжёлая рука всё ещё лежит у меня на спине, не позволяя встать. Затем он задирает мою юбку, отводит в сторону трусики, и, прежде чем успеваю подготовиться к тому, что сейчас произойдёт — я собираюсь переспать со своим пациентом — нет, переспать с мужем женщины, которую убил мой муж — его возбуждённый член у моего входа.

А я мокрая. Вся теку. Бесстыдно готовая и зовущая.

Глеб входит в меня одним толчком. Никаких прелюдий. Или, может, все эти месяцы и были прелюдией? Не знаю. Но он погружается глубоко, до самого дна, и издаёт громоподобный стон. Его бёдра прижаты к моим ягодицам, и я чувствую, как его тело трясёт изнутри. Успокоившись, он собирает мои волосы в одну руку и дёргает, пока моя шея не вытягивается назад до предела. И тогда я делаю то, чего никогда раньше не делала. В тот момент даже не осознаю, откуда это берётся, но я задерживаю дыхание. Глеб вдалбливается в меня сзади, толчок за толчком, всё глубже и глубже. Начинаю чувствовать головокружение, отчаянно нуждаюсь в воздухе. Моё тело начинает трястись, пока секунды бегут без кислорода. Как раз, когда я думаю, что могу потерять сознание, он резко входит с рыком, и волна выбивает воздух из моих лёгких. Моё тело отвечает выбросом дофамина, серотонина и эндорфинов, что приносит опьянение, которого я никогда раньше не испытывала. Это экстаз, который я хочу, чтобы длился вечно. Но слишком скоро он заканчивается. Глеб выходит из меня, кончая с рыком.

Я насыщена, каждая косточка в моём теле размякла, но мой мозг включается.

Что я натворила?

Какого хрена я только что сделала?

Я всё ещё в тумане, допрашивая себя, когда Глеб отпускает мои волосы. Он дёргает мою юбку, натягивая её, чтобы снова прикрыть мои ягодицы.

— Марина… — тихо говорит он.

Чувствую, как адреналин ударяет в голову. Так быстро, что меня чуть не тошнит.

Моя рука сжимает горло.

— Тебе нужно уйти.

Его дыхание, кажется, становится громче. Мне нужно, чтобы это прекратилось. Сейчас же.

— Пожалуйста , — говорю я. — Пожалуйста , просто уходи.

В комнате воцаряется тишина. Должно быть, он задерживает дыхание, как и я. Тридцать долгих секунд тянутся, затем внезапно шаги пересекают комнату. Ни слова. Ни обсуждения того, что только что произошло. Только звон дверной ручки, скрип открывающейся двери.

— Увидимся на следующей неделе, доктор Макарова.