Однажды в Манчинге

— Обойдется, — буркнул Мидир, приоткрывая один глаз. Она нерешительно теребила край рукава. — Пусть сидят тише воды ниже травы.

— Какая же ты надменная сволочь, Майлгуир! — вскинулась Лейла, отпуская одежду. — Он же совсем ребенок! А ты ведешь себя с ним как со взрослым! Мальчик ни разу не дал погладить себя по голове, на все вопросы отвечает, что это не стоит моего беспокойства, он аккуратный, обходительный, слишком обходительный! Он никому не дается! Не грубит, хочет ласкового внимания, я вижу, материнской заботы! А тебе дается! А тебе его переживания не интересны! Тебе хоть интере…

— Мне интересно, чтоб он выжил! — рявкнул Мидир, усаживаясь на постели и впериваясь в собеседницу пристально, давяще. — Мне интересно, чтобы его не травили, как зверя, чтобы его не зарубили, как отца, не сопротивлявшегося, но убитого десятым ударом! Десятым! Мне интересно найти тех, кто изнасиловал и убил его мать, Лейла! А его чувства мне не интересны!

А свои чувства контролю никак не поддавались. Мидир отвернулся, чтобы не снести еще и поднос: тащить такой на самый верх было непросто, тем более, по черновой лестнице.

Он числил Лейлу больше приятельницей, чем подругой. Но невесомые прикосновения не раздражали, отталкивать ее руки не хотелось.

Пожалуй, лишь смерть мамы отозвалась подобно нынешнему в его сердце. Джаред утешения не просил, да и Мидир все это время думал больше о его защите и о своей мести. Теперь действовать самому не требовалось, голова была свободна от насущных задач, физическая боль поутихла — и боль потери резанула особенно сильно.

— Они мучили его мать, чтобы выманить отца, — глухо простонал Мидир, закрывая лицо руками, очень жалея, что не может разрыдаться. — Он думал, что спрятал ее! А когда понял, что она мертва… Ему стало все равно. Я видел это. Словно был рядом, но только… только помочь не мог! Мэрвин даже не сказал мне про семью! Я бы спрятал их в Нижнем, их бы никто не нашел! Почему, ну почему он не сказал мне про семью?

— Тшш, мой дорогой, я знаю, знаю, как это больно, особенно тебе, — Лейла отняла его ладони, целовала лицо, избегая губ, и эта молчаливая забота удивительно тронула Мидира. Руки сомкнулись на женской спине, притянули к себе, и она покорялась, таяла безо всякого волшебства.

Лейла была теплая. Живая. И отдавала себя, согревая его. К неблагим и фоморам раны. Будь проклят этот мир, где умирают те, кто должен жить! А живут и властвуют мрази…

Мысли пропали. Лейла утешала, как могла, чем могла. Боль не уходила, но становилась менее острой. С ней можно было учиться жить.

— Ты успокоился?

— Успокоюсь, — выдохнул Мидир. — Как только вытру ноги об их трупы!

— Я надеялась на большее… Но придется удовольствоваться и этим, — прошептала Лейла.

========== Часть 4. Главный судья ==========

— Сердце холодно, тело горячо, — услышал Мидир шелковистый голос Лейлы, когда мир вновь обрел краски и звуки.

Как она оказалась сверху, он не слишком-то помнил… Кровать они вроде бы тоже покидали, что помнилось еще более смутно. Кости схватились, но плечи и руки горели огнем, хотя это казалось сущей мелочью. Боль потери немного притупилась, позволяя дышать и думать.

— Что? — не понял он и взволновался.

Скинул остатки наваждения, быстро приподнял, ощупал Лейлу и успокоился. Даже будучи вне себя, он оставил следов не больше, чем обычный темпераментный мужчина Верхнего. Провел ладонью по пышной груди, стирая особенно сильные прикусы, огладил крутые бедра, влажные и горячие, удаляя красные следы от пальцев, вызвав протяжный гортанный стон, а затем ответ на его опасения:

— Не съел, хотя был близок, не съел, но… Мой дорогой, ты все так же любишь одним телом, — прозвучало не укором, но насмешкой.

— Как шлюха?

Мидир оторвался от созерцания Лейлы, которая ощутимо похорошела за время его отсутствия, и поднял бровь, не зная, нарычать или рассмеяться. Настолько едких замечаний себе не позволял даже Мэллин, а сам Мидир, получается, позволял? Волчий король фыркнул, полусердясь-полусмеясь, помотал для верности головой, выбрасывая лишние мысли.

— Как ши, — смягчила его слова Лейла. Впрочем, озорные огоньки в её глазах очень даже прозвучавшее сравнение одобряли!

— Ши иногда любят! — душа просила вступиться за честь всего бессмертного рода. — Я имею в виду, сердцем. Тогда мы начинаем творить безумства: клясться в верности, совершать подвиги во имя любви, приращивать душам крылья, останавливать времена и пространства, иногда играть себя в другой роли, целовать в губы…

Мидир улыбался, но женщина шутку не приняла.

— Всё ясно. Когда полюбишь сердцем, захочешь поцеловать свою избранницу, — уточнила Лейла. Вздохнув, добавила. — И я ей завидую.

Глянула искоса на его помрачневшую физиономию, подняла руку Мидира, поцеловала ладонь:

— Если тебе интересно, твое тело меня очень порадовало, мой прекрасный и неистовый ши… Словно чуешь, что нужно женщине, — помолчала в раздумье, попыталась подтянуть лейне, но Мидир не позволил, удержав ее руку.— Как бы Тикки не влюбилась. Ты разобьешь ей сердце, как и мне.

— Тебе? Сердце? — осознавать себя прекрасным и неистовым даже в столь разбитом состоянии было приятно, Мидир по праву гордился, что может доставить женщине поистине неповторимое удовольствие, а вот осколки разбитого сердца неприятно царапнули.

Волчий король мысленно отчитал себя за душевную слабость, но сжал захваченную Лейлой ладонь и приласкал её запястье, не сдерживая волчий огонь в крови. Нет, разбивать что-либо в Лейле ему вовсе не хотелось.

— Ты сказал, что скоро вернешься, и что? — губы дрогнули и поджались обиженно.

— И что? — гладя белую кожу, переспросил Мидир. Россыпь веснушек смотрелась, как поцелуи солнышка, а рыжина вьющихся прядей была заметно темнее, чем у галаток.

— И объявился спустя девять лет! Девять лет, Майлгуир! — всхлипнула Лейла, подалась в сторону, чтобы отодвинуться от него, но Мидир не пустил.

— Лейла, время скакнуло, — можно было, конечно, и не объяснять, тем более, что люди вообще редко такое понимали, однако он рискнул. В конце концов, стоило оставаться просто честным. Пальцы Мидира привольно очертили изгиб плеч, дернули за долгую прядку, перешли на спину.

— Да ты и без того… Я замуж выйти успела, — откинула она за спину растрепанные волосы. Хоть отстраниться больше не пыталась.

— Твой муж ревновать не будет? — в непонимании задрал бровь Мидир. Руки замерли на полпути к пояснице Лейлы.

— Разве можно ревновать к ши? — и невыносимо мягко подвинулась ближе, сама подставляясь под ласку. — Вы дарите здоровье и долгую жизнь своими объятиями, а не болезни и нежеланных детей.

Мидир помассировал крепкую спину уже не настолько однозначно, больше — задумчиво, заставляя мышцы расслабиться и вытянуться в предусмотренный природой вид. Заигрывать с Лейлой теперь казалось странным — спать с чужой женой было делом непривычным, даже в Лугнасад, и она, видимо, поняла это, раз решила пояснить: