Однажды в Манчинге

— Он купец и опять в отъезде. Но он бы не ревновал и к земному мужчине, как и я не стала бы к случайным связям в его годовое отсутствие, — вздохнула радостно, ощущая приятную истому и легкость в спине от рук ши. — А нашего сына…

— У тебя есть сын? — поперхнулся Мидир, вновь сбиваясь с середины движения.

— Земной век короток, — плечи приподнялись и опустились с напускным безразличием, что-то в этом тревожило женщину. — Нашего сына воспитывает семья мужа, вернее, тетка моего мальчика. Мне жаль немного…

— Но так ведь принято? — Мидир старался разобраться в законах нынешнего века. Галаты нравились ему в том числе за порядок, слегка напоминая Благой Двор.

— Так принято, — повторила Лейла и, словно торопясь перевести тему, провела пальцами по его браслету. — Только мне моих детей вряд ли кто доверит, хотя наш брак законен и равен. Не то что первый, когда я потеряла все, даже самоуважение, и лишь благодаря тебе… — на этот раз Лейла отчетливо вздрогнула. — Пустое! Что за руны?

— Просто слова древних, — нехотя ответил Мидир.

Вникать в чужие тревоги не хотелось, однако приютившая их без платы и уже не раз проявившая добровольную обходительность женщина заслуживала сочувствия. Сама Лейла, опустив его руку, подперла подбородок кулачком и не собиралась отводить взгляда. Мидир вздохнул, соглашаясь пояснить.

— «Честь и сила». Девиз дома Волка.

— А я думала, «Хочу крови и мира!» — рассмеялась Лейла, обнажив ровные зубы.

— Ты дерзишь королю! — вознегодовал Мидир, но не сердито, слишком сказанное было похоже на правду. — И как я терплю тебя?!

— Королю? — он осекся, а Лейла продолжила безо всякого трепета. — Я знала, что ты непростой ши. Который из семи?

— В Нижнем мире не семь королей, — если посчитать хотя бы королей благих домов, а потом вспомнить неблагих и фоморов… — Их гораздо больше, Лейла.

— М-м-м, — никакого интереса новость у женщины не вызвала. Гораздо больше интереса у неё вызвала свободная рука Мидира. — И все столь прекрасны? — не дождавшись ответа, добавила. — Майлгуир, ты все равно самый лучший! — и прижалась щекой к груди, уложив его ладонь себе на макушку. — Горячий, как и всегда.

— Ты горячая, — усмехнулся Мидир, обнимая ее одной рукой, а второй — соскользнув с головы и приподнимая подбородок.

— Ты… — ореховые глаза потемнели, углядев неприкрытое желание в его волчьих. — Я могу вновь потревожить твои раны!

— Пустое, — повторил он ее приговорку.

— Можешь стерпеть боль, но не желание?

Рука Мидира недвусмысленно прогулялась по её спине до поясницы, сжала ягодицы и поднялась к шее, царапая уже звериными когтями, разрывая остатки одежды, притягивая к себе. Клыки показались и тут же спрятались, но женщина лишь рассмеялась бесстрашно:

— Молчу, я молчу, мой волк!

***

Спустя пару часов Лейла отлучилась, а вернулась причесанная, освеженная и с обедом. Сдернутая с подноса салфетка обнажила запеченную дичь.

— Я помню твой аппетит, — улыбнулась Лейла и выдернула затычку из бутылки. — Во всем.

— Как дети? — Мидир не разочаровал её, мгновенно приободряясь, перекатываясь ближе к краю и усаживаясь поближе. — Только не говори, что их тянет гулять! Я им погуляю!

Лейла осуждающе вздохнула, поглядела, как Мидир легко разрывает зубами мясо и, не заметив поначалу этаких тонкостей, пережевывает часть крыла вместе с костью. Выплевывать осколки смысла не имело, поэтому волчий король пережевал всё тщательнее обычного и обильно запил. Выразительно приподнял брови:

— Да, я тоже заметил, что съел кость, не вижу в этом ничего удивительного, а вот мясо удивительно вкусное, — поосторожнее отделил следующую порцию, хрустеть толстыми костями не хотелось. — Так что там с детьми?

— Тикки попросила одежду понаряднее и теперь подгоняет ее под себя, принц… — бросила хитрый взгляд из-под ресниц. — Прости-прости, Джаред читает.

— Ты нашла ему книгу? — поразился Мидир, вытянул ноги, усевшись почти как дома. Нет, в Нижнем мире он бы и вовсе не нашел в книгах ничего необычного, но в борделе?

— «Сказания о дальних странах», — вроде бы равнодушное пожатие плечами, а потом гордое: — Муж привез, специально для меня, — и тут же лукаво договорила, словно боялась сосредотачиваться мыслями на муже и его поступках, спеша сделать мир привычным. — Есть еще одна, с картинками, да твоему племяннику рановато.

— Может, ему и «Сказания…» рановато, я их своими глазами не видел! Лейла, смотри, не испорти мне мальчика! — погрозил пальцем Мидир.

— Кто бы говорил! Ешь, мой прекрасный Майлгуир, — и придвинула поближе тарелку. — Можешь съесть перепелку хоть с костями вместе, но не смей сомневаться во мне, содержательнице лучшего борделя столицы!

— Вот именно, Лейла, вот именно, я в тебе и не сомневаюсь! — однако должное перепелке все же отдал.

Насытившись, Мидир решил уточнить, глядя поверх кубка:

— Кто из судей отказал тебе в расторжении брака, когда муж начал зарабатывать на твоем теле? — интерес у волчьего короля был не праздный.

Людские натуры у всех были разные, но особенно мерзкие попадались не так уж часто.

Вероятнее всего, особо мерзкий судья за последние десять лет в Манчинге был один.

— О Майлгуир, я была слаба и глупа, — перестала улыбаться Лейла. — Я любила, а муж постоянно играл. И проигрывал. Он продавал меня дорого! Я не хотела бы вспоминать… — и отвела глаза. Действительно бы не хотела.

— Не Алистер ли? — прищурился Мидир. Нет, мучить женщину не было никакого желания, но если Алистер отметился везде, его долг вырастал еще на пару пунктов. Собирать долги Мидир не любил, но умел очень хорошо. Почему бы не потребовать и за Лейлу?

— Откуда ты знаешь? — ореховые глаза вскинулись, расширившись и на момент показавшись вовсе бездонными.

— Просто догадка, — ну не рассказывать же ей, что на его памяти, длящейся вот уже почти три тысячи лет, особо мерзкие люди служили средоточием неприятностей для всех окружающих.

— Когда я обращалась к нему с просьбой, вернее, — она передернула плечами, — с мольбой о милости… Когда-то, что началось как разовая жертва, превратилось в постыдное занятие… Мне некому было помочь, а Договор о браке был составлен весьма хитро, вот тогда он был простым судьей, — помяла край рукава и опустила глаза.

— А теперь? — уточнить стоило хотя бы затем, чтобы знать, чем пугать.

— Теперь он главный судья всего округа, — в дрогнувшем голосе Лейлы были одновременно бессилие, осуждение, обреченность и негодование.