Однажды в Манчинге
Шрифт:
Теперь стоило поговорить с друзьями.
Вожак, толкавший носом толстопузых пушистых щенят — двух черных, трех серых — лизнул настороженную волчицу и оторвался для ответа. Новость порадовала: все те, чьи запахи им указал Мидир, были изловлены. Бандиты, в одночасье уведенные магическим зовом, вкрадчиво шептавшим их имена, приняли смерть на разных дорогах. Но чуткие волчьи уши уже слышали шепотки, носы чуяли человеческий страх от вида разорванных трупов, от выпущенных без толку стрел и бесполезных мечей, рубивших воздух вместо вертких тел, потому серые души глодало беспокойство за детенышей — как бы люди, пока молодняк не вырос, не пошли войной. Сами, впрочем, не пострадали, а вожака
Волчий король, почти закончив разговор, наткнулся на смущение вожака и обратил внимание на рану в боку. Несерьезную, но рану, быть которой не должно. Вожак зарычал, прося — нет, требуя разрешения закончить, и Мидир коснулся его разума.
…Белесый туман стелился в распадке, серебристые облака не скрывали растущую, очень узкую, мертвенно-бледную луну, черная трава впитывала черную кровь, а рядом с одним из тех, кого властно собрал Зов короля Грезы, Мидир увидел серую фигуру. Существо было еле видно, и оно не пахло. Совсем, что было странно.
Запахов хватало! Разило страхом от умирающего с прокушенным горлом; ужасом и потом от вздыбившегося коня, которого держала запутавшаяся в упряжи рука; тянуло острой прелой влагой ночного леса, но существо, к которому человек тянулся за помощью, не имело запаха и смотрело только на волка. Конь опустил копыта на человека и тот, содрогнувшись в последний раз, притих. Рысак всхрапнул, дернулся, выдирая поводья, и исчез. Туман задрожал, пошел волнами, словно существо потянулось к сознанию волка, и Мидир порадовался, что вожак из всех указанных противников взял на себя сильнейшего, оказавшегося в такой занятной, явно потусторонней компании. Будь на месте могучего зверя другой, поглупее и послабее, гость без запаха сумел бы дотянуться до намерений и того, кто послал за жертвами.
На это указывал и пущенный вслед убегающему зверю дротик: он не имел целью убить, лишь оцарапал бок, пытаясь коснуться мыслей…
«Этот мой!» — бросил волчий король, и вожак, скалясь, опустил голову, признавая право сюзерена принести смерть.
Мидир, прижавшись к Лейле, пожалел лишь, что не увидел непонятное существо обычным или магическим зрением, но и эту проблему решил отложить на потом. Небо светлело, а его ждала пара часов заслуженного отдыха.
Однако когда Джаред, поскребшись, зашел и спросил о здоровье, волчий король понял, что он один и на дворе уже день. Племянник забавно втянул воздух, на что Мидир ухмыльнулся — запахи тот чуял явно по-волчьи, ночное присутствие Лейлы уловил без труда. Нос его задрался, а это, как уже понял Мидир, означало недовольство происходящим. Но делать замечания по поводу обращения с женщиной Джаред не стал. Или, что более вероятно, отложил на потом. Сказал со всей возможной укоризной и осознанием несовершенства окружающего мира:
— Ты выходил! — заложил руки за спину, выпрямив спину, так, будто требовал ответа.
Мидир отогнал видение Мэрвина в подобной позе, старший брат тоже любил давить на собеседника. Но у племянника получалось почти ненавязчиво.
— Навещал Алистера, — Мидир прищурился. — Главный судья Манчинга принял приговор Главного Судьи ночи.
Интересно, укорит его Джаред за методы, намекнет, что решение проблемы насилием — не дело, или всего-навсего заподозрит в кровавой резне?
— Я думал, ши не могут зайти без спроса!
Племянник удивился сам и нашел, чем удивить волчьего короля. Мидир мимолетно этой непредсказуемости обрадовался.
— Иногда Верхние дают разрешение, сами того не заметив. Иногда даже помереть можно незаметно, —
больше почувствовав, чем увидев укоряющий взгляд Джареда, добавил. — Жив он. Хотя мне очень хотелось испачкать об него ноги. Отныне Алистеру будет, о чем вспоминать вечерами! И о ком! — пояснил специально приподнявшимся светлым бровкам волчонка. — Оказывается, Мэрвин знал его. Не только мне он говорил о справедливости и свободе.— Ты сказал, вы долго не общались, — в тоне мальчишки звучало отчетливое сомнение, он думал, что подлавливает Мидира, но словно не стремился это сделать.
— Мэрвин редко извещал о себе.
Волчий король задумался. Тяжкий вздох вырвался против воли. Мидир скучал по старшему брату, не предполагая, но опасаясь, что разлука станет вечной. Как, собственно, и вышло.
— Но за три тысячелетия писем накопилось немало. Целый сун…
— Три тысяче… что? — очередное удивление Джареда немало порадовало Мидира.
Племянник позабыл задирать нос и расцепил руки, невольно подался на шаг ближе.
— Ты не думал, сколько лет Мэрвину, сыну Перворожденного?.. — не дождавшись ответа, продолжил: — Брат почти не писал о себе. Как и о том, что его вынудило покинуть Нижний. Скорее, в письмах он упорядочивал свои размышления о жизни.
Мидир помолчал, припоминая последнее письмо, пришедшее всего месяц назад! Вспомнил, как он перечитывал ровные, строгие, будто сам Мэрвин, строчки выверенных слов; как чуть не опоздал на прием Домов Леса и Степи из-за того, что письмо пришло; как его отчаянно пытался дозваться Мэллин — клепсидра чудила, выстукивая девять капель в миг — значит, время опять ускорилось, нужно было его поправить, Мидир промедлил, возможно, минуту, а наверху прошли годы…
— А что его… — Джаред нарушил тишину, вырывая из раздумий. Понял это, и сдержался, замолк, не желая беспокоить Мидира и словно опасаясь новых знаний.
Мидир вздохнул поглубже и решил начать издалека. Огорошивать всем сразу не годилось — Джаред и без того не слишком любил волков.
— Почему отец так назвал тебя? — вопрос не давал Мидиру покоя, а тут подвернулся повод его озвучить. Выбор имени не был похож на Мэрвина, возможно, брат простил отца, но, вероятнее, дело было в другом.
— Назвала мама, пока он был в отъезде, — Джаред нахмурился, как взрослый, поджал губы знакомым жестом. И хотя племянник был не похож на брата лицом, манеру воспроизводил почти один в один. — А отец почему-то был не очень доволен мн…
Мидир поспешил перебить мальчика, пока эти слова не были озвучены: магом Джаред был слабым, неудивительно — в Верхнем и без обучения, однако его голос уже имел силу. Не стоило придавать облик несбывшемуся.
— Тобой нельзя быть недовольным. Просто Джаретт — вот так, мягко, глухо и чуть протяжно звучало имя твоего деда, — уточнил специально для недоверчивых волчат. — Нашего с Мэрвином отца. Они сильно повздорили, когда Мэрвин… когда он… — Мидир запнулся, решив: подобное знание, сломавшее жизнь стопятидесятилетнему брату, пока рановато для двенадцатилетнего племянника.
Однако Джаред решил по-иному.
— Договаривай! — с королевской требовательностью произнес он, вскинув подбородок.
Алмазная крошка снежинок, горящая на боевой броне Дома Волка… Последнее воспоминание о брате. Приход отца с требованием передачи власти. Грязный ночной снег, собранный с подоконника, который не остужал пылающий лоб. Все произошло за день-два, но столетний Мидир осознал свершившиеся перемены много позже. Отец наотрез отказывался что-либо говорить о Мэрвине, а потом просто ушел. И последняя точка — отрубленная голова прежнего, последнего Советника, крутившего козни внутри своего же Дома! Это вспомнить, пожалуй, было приятно.