Одного поля ягоды
Шрифт:
Волшебник поднялся на ряд сидений благодаря чистой силе верхней части тела, зажав палочку в зубах — разумный выбор, учитывая толпу, сражающуюся в двух направлениях на лестнице. Кожа на его руках была горячей, натёртой и красной, сочащаяся от десятков крошечных волдырей, и на каждом участке обнажённой плоти он имел один и тот же странный загорелый вид — на лбу и щеках, где его не защищала борода, по бокам горла над воротником.
— О, — сказал Том. — Я понял, почему. Это зелье. Сложно угадать, какое, правда. Не так уж много ингредиентов настолько едких и волатильных в комнатной температуре. Обычно ингредиенты достаточно устойчивы, пока не нагреть их на сильном огне и не смешать с другими реактивными ингредиентами в неправильной последовательности. Если бы
— Ну, я бы сказал, что у этого товарища есть множество мыслей по поводу «едкости», — заметил Нотт. — Как думаешь, нам остаться здесь или подняться выше? Достаточно скоро дым начнёт подниматься до нашего уровня.
— Полагаю, нам стоит, — Том посмотрел вниз на клубок людей, ползущих по рукам и плечам друг друга, чтобы поднять себя на уровень повыше. А затем до седьмого кольца, в четырёх уровнях над ними. — Почему они не используют магию, чтобы наколдовать лестницу? Или хотя бы испарить дым? У них разве нет магии?
— Они вдохнули это, — задумчиво сказал Нотт. — Если их голосовые связки физически повреждены, то они ограничены невербальным призывом заклинаний. А судя по их реакции на твою маленькую демонстрацию работы палочкой, большинство волшебников не практиковались в невербальных призывах со школьных лет. Для простых бытовых задач — да, но сложных трансфигураций вроде призыва или невербального испарения в твёрдом состоянии? Невозможно для тех, кто не открывал учебников с восемнадцатилетия.
— Если ты можешь испарить материю в жидком состоянии, ты можешь сделать это и с паром, — с раздражением сказал Том. — Не такая уж большая разница.
Он указал палочкой на поднимающийся участок едкого дыма на местах на уровне под ним, выводя резкие линии правильного движения:
— Эванеско.
Дым удвоил свою густоту: от тонкого облака до плотной плавающей кляксы, тёмной, как угольная сажа.
— Ой, — Том опустил палочку. — Что ж. Полагаю, приятно видеть, что некоторые волшебники там компетентны. Но жаль, что это не те, кто здесь. Ну, тогда встаём, — он наложил на свою мантию заклинание Левитации и почувствовал, как его ноги отрываются от пола.
Нотт наложил заклинание Левитации на собственную одежду, и отсутствие у него отточенного контроля относительно Тома привело к неприятному опыту удержания ориентации. Заклинание перевернуло его на спину, а затем закрутило медленными кругами, будто гуся на вертеле над огнём домашнего очага.
Они добрались до шестого уровня, когда факелы на стенах замерцали и потухли, погрузив весь амфитеатр в кромешную тьму. Сдавленные взвизги эхом разносились по дну зала суда в форме чаши, отскакивая от отлично спроектированных каменных стен и сквозь изоляцию заклинания пузыря Тома. Том прекратил свою левитацию, его ноги с грохотом ударились, упав на два фута{?}[60 см] вниз, и вызвал свет на кончике своей палочки. Нотт, упавший на живот с отдающим болью стоном, присоединился к нему через секунду с собственным шариком света, его голубовато-белое сияние зловеще отражалось от купола его лица в пузыре. Под ними вырывались вспышки десятков палочек, хотя свет того, что должно было быть мощным факелом, был приглушён в клубящихся водоворотах ядовитого чёрного дыма.
— Контроль поля боя, — пробормотал Том. — Принуждение к тишине. Минимальная видимость. Неясность боевой обстановки. Это не несчастный случай — это стратегия.
— Что ещё это могло быть, — сказал Нотт. — Выключение всех источников света одновременно, а не по одному, требует покровной нуллификации чар зала суда. — Он смолк, и его глаза метнулись к чернильной черноте под потолком за пределами мягкого свечения огоньков их палочек. Без установленных в стену факелов, освещающих верхнее пространство, поток стал глубокой бездной ничего. Когда Нотт снова заговорил, он задрожал от холода, а пузырь на его лице помутнел от пара. Высоко наверху, вдали от пола зала суда, холод поистине был достоин
гибернийской{?}[Гиберния — латинское название Ирландии ] зимы. — Разрушитель оберегов. Вот для чего было нужно отвлечение туманом. Кто-то разрушил чары, все сразу, раз они затронули и освещение.Том пришёл к ослепительно очевидному выводу:
— Заключённые!
— Да, — согласился Нотт. — Я удивлюсь, когда вся суматоха закончится, если увижу их чинно сидящими в своих цепях. Скорее всего, они уже смылись отсюда.
Время и усилия, потраченные на доставку заключённых в распахнутые объятия Министерства, ушли впустую. Это выводило из себя, тщетная ярость охватила его при мыслях о последствиях событий, проходящих внизу. Это было сравнимо с работой над Ж.А.Б.А. по зельеварению, а через пятьдесят минут отведённого часа какой-то неосторожный однокурсник прошёл бы мимо и включил горелку Тома на полную мощность, уходя с застенчивой ухмылкой и словами: «Прости, я думал, это моё!» — когда котёл взорвался. Радостная небрежность тех, кто относился к времени Тома как к бесполезному, угнетала его, как ничто другое.
Но что ещё он мог сделать? Сидеть на далёких высотах верхних мест и наблюдать за разворачивающимся хаосом, будучи настолько отстранённым от действия, как комментатор на трибунах квиддича, или прыгнуть в водоворот разъедающего кожу тумана, и пихающихся локтей, и беспорядочно вызванных заклинаний паникующих волшебников, которые не позволили их затуманенному взору не дать им не «сделать хоть что-нибудь»?
Io giudico ben questo, che sia meglio essere impetuoso che rispettivo…
И всё-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность.{?}[Макиавелли, «Государь» [гл. 25]] Храбрым судьба помогает.{?}[Латинская поговорка, встречающаяся у классических писателей. По мнению латинского писателя Клавдиана, основная мысль этой поговорки принадлежит ещё греческому поэту Симониду (V век до н. э.).]
— Мы обязаны что-то сделать, — сказал Том. — Ты помнишь, как несколько недель назад, когда Гер… Моя Прекрасная дева, хотел я сказать, завела прелестный разговор о потенциале заклинания освежения уборной? Она провела нумерологические расчёты для замены нетвёрдой материи, используя механизм троичного последовательного переключения, — становилось холоднее, его голос хрипел всё сильнее по мере разговора, и Том почувствовал унизительную каплю чего-то, вытекшую из его ноздрей — к счастью, в шарф, который он зачаровал, чтобы прикрыть лицо. — Это может сработать и с дымом внизу, если существующие заклинания были учтены и признаны неэффективными. Думаю, что попытка того стоит, по крайней мере…
Нотт пробормотал что-то в ответ, его голос тоже стал хриплым:
— Спекто… Экспект…
Слова мальчика прозвучали приглушённо, как если бы они были произнесены в одеяло на расстоянии нескольких ярдов, а не рядом с ним. И не только звук стал угасающим, и мягким, и слабым, но и свет кончика палочки Тома тоже потускнел, а свет палочки Нотта превратился в бледный серебристый клочок. Даже заклинание пузыря, которое Том наложил, чтобы покрыть всё его лицо, отступило вместе с медленным движением ледника и начало покрывать только небольшую область его нижней части носа и рта, оставив остальную кожу открытой. И эта кожа болела от арктического мороза, прижавшего его сильнее, чем давление разума Клавдиуса Принца, которое не кололо его собственный разум так, как он чувствовал сейчас, извиваясь внутри него, как личинка, вползающая по ямочке стебля спелого яблока. Спокойная отстранённость, дарованная ему окклюменцией, начала ослабевать…
Его окружил белый туман, свет его палочки потускнел ещё сильнее, маленький круг света опустился до уровня талии, а затем до высоты колен, по мере того как сила его конечностей ослабевала. Он чувствовал себя более усталым, чем когда-либо в своей жизни, даже больше, чем в тот раз, когда он обнаружил, что истекает кровью на руках Гермионы, и когда ему в горло ввели обезболивающее, что погрузило его в путаницу наркотического ступора. Боль, какой бы жестокой она ни была, была терпима. Это состояние бессмысленного забвения? Невыносимо.