Отрада

— Никак не сохнут, уж многие погнили — вздохнула она, когда обменялись с кузнецом заздравными пожеланиями. — Сыро, мокро. Оно и понятно. Не токмо урожай попортил дождь.

Отрада, смущенная его приходом, суетливо выставляла на стол квас и взвар. Храбр пришел в неурочной час, они только-только закончили вечерять, и она убрала хлеб и горшок с кашей.

Они мало виделись со дня, когда ей вздумалось отнести ему в кузню обед. Немало горьких, обидных слов наговорил ей староста. А Храбр за нее вступился, чем едва себя не погубил! Мог ведь и ударить Зоряна Неждановича. Из-за нее ударил бы. И что потом было бы? Наказали бы его! По ее, Отрады, вине.

Она испугалась. За него, за себя. За молчание свое и обман. Что так и не рассказала ему, что случилось с Твердятой, и с каждым днем тонула в своей лжи, словно в болоте, все шибче и шибче. Испугалась и потому принялась от Храбра бегать. Пару раз заходил он в избу, а она притворилась, что никого в ней не было. Кузню начала обходить дальней дорогой. На жатва на поле и того шибче, от Стояны не отлипала. Ходила за ней навязчивым хвостом, не хотела оставаться одна. Уж и подруга, осердившись, начала ругаться, и сама Отрада чувствовала себя полнейшей дурой.

А поделать ничего не могла.

Боялась и все.

Нынче Храбр пришел, когда Верея была в избе, и спрятаться от него не получилось. Поймав на себе его мягкий взгляд, Отрада и вовсе была готова сквозь землю провалиться. Почему он так смотрит на нее, на негодную?! Она его обманывает, избегает, а он улыбается едва заметно, когда ее видит...

А как шепнул ей тихонько: «здравствуй, славная...»

Нет, такой муки больше не могла она вынести! Решила признаться во всем. Нынче же! Он ее невестой своей назвал, на старосту был готов с кулаками броситься, ее защищал! Себя не жалел!

Но Храбр огорошил ее первым.

Еще раз улыбнувшись ей одними глазами, как токмо он умел, кузнец сел за стол, подвинул к себе чарку со взваром, покатал ее меж мозолистых ладоней и сказал.

— Нынче принесли мы Велесу богатую жертву. Коли все сладится, коли примет он нашу жертву, то закончится дождь.

Верея, усевшись за стол напротив него, вздохнула и подперла рукой щеку.

— Есть что-то злое, недоброе в этом дожде. Нутром чую. Никогда я не ошибалась, — сказала она обеспокоенно и вдруг хватко посмотрела на Храбра. — Но ты ведь не старухины причитания пришел сюда выслушивать. Говори, что приключилось?

Встревоженная Отрада вцепилась ладонями в лавку, на которой сидела. Ее взгляд жег ему душу почище кузнечного огня.

— Староста даровал мне право первой ловиты. Сразу после Осенин. Сказал, надобно нам примириться и забыть все обиды, коли хотим, чтобы Велес одарил нас своей милостью.

Тонко вскрикнув, Отрада взвилась на ноги. Ее взгляд пылал решимостью, которую досель она не ведала. То, что мучило ее, точило и рвалось наружу, нынче сбылось самым худшим страхом.

Напрасно, напрасно она не рассказала про вуя Избора! Видно, сговорился он давно о чем-то со старостой, и вдвоем намерились они извести Храбра всеми силами. И ловиту неспроста придумали! На ней и сгинуть недолго. Всяк ведает, как опасно ходить на зверя.

— Девонька, ты что? — Верея строго посмотрела на нее, с явным предостережением, но Отрада упрямо закусила губу и мотнула головой.

Довольно! Довольно она слушала мудрую знахарку. Довольно лгала.

Отрада глядела лишь на Храбра.

— Я... — начала и всхлипнула, себя пожалев. — Я... я хочу тебе все рассказать!

_____________________________________________________________________________

* Ловита - охота.

Ну, что я могу сказать) время пристегнуть ремни, мы входим в зону турбулентности.

40

— Я... — начала Отрада и всхлипнула, себя пожалев. — Я... я хочу тебе все рассказать!

С двух сторон прожигали ее и Храбр, и Верея взглядами. Кузнец смотрел хмуро, но ласково. Пока он еще не ведал, что ему предстояло услышать. Знахарка же рассерженно, недовольно качала головой и цыкала языком. Ее осуждение Отрада чувствовала спиной.

— ТвердятузашибвуйИзбор, — выпалила она как на духу, пока не растеряла остатки решимости.

— Что?.. — Храбр подался вперед, не разобрав ее сбивчивого признания.

Глубоко вздохнув, она заговорила медленнее и четче. Уж если хватило совести обманывать того, кого в мыслях звала женихом, то следовало набраться сил и признаться ему во всем не как малолетняя девчушка, которая мамке плачется, что молоко пролила.

— Твердяту зашиб вуй Избор, — убитым голосом повторила Отрада и опустила голову.

Больше на кузнеца глядеть у нее сил не было.

Молчание, овладевшее горницей, быстро стало невыносимым. Верея с горечью смотрела на Отраду, а Храбр – прямо перед собой. Со стороны и за спящего его можно было принять, настолько неподвижным, неживым было его лицо.

Наконец, он встряхнулся и повернулся к Отраде, комкавшей в ладонях поневу.

— Что говоришь ты? — спросил едва слышно. — Откуда про то ведаешь? Уж не почудилось ли тебе, Отрадушка?..

И тут она, вестимо, разрыдалась. Невольно, не желая! Но мягкость его голоса, ласковое обращение она вынести была не в силах. Плакала и себя корила, что негоже слезы по щекам размазывать. Поздно их лить, раньше думать нужно было. Натворила делов – так отвечай.

— Не почудилось, — она закусила губу и вздохнула, готовясь шагнуть в пропасть. — Т-Твердята вспомнил, кто его ударил... он мне поведал...

Про Верею она ничего не сказала. Восхочет знахарка – заговорит. Промолчит – ее печаль.

— Он?.. — переспросил Храбр и невольно потянулся к вороту рубахи.

Неверным движением застывших пальцев, не с первого раза, ослабил тесемки и рванул в сторону крепкую ткань. Та жалобно затрещала, но не порвалась.

— Вуй Избор? Твой вуй Избор?

Он поднялся на ноги, пошатнувшись, и Отрада было дернулась к нему, протянув руки, но заставила себя замереть на месте. Теперь их разделяло несколько шагов, и Храбр вновь возвышался над нею на полторы головы. Медленно вскипающая в груди злость сделала его будто выше. Шире в плечах.

Он глядел на Отраду как человек, услыхавший страшные, дурные вести, и на одно мгновение она помыслила, как, должно быть жутко, было для кого-то сообщить ему про убийство отца и родни. Вестимо, тогда все было много, много хуже, чем нынче, но и сегодняшнего страха Отраде хватало с головой.

— Да, вуй Избор, — нехотя кивнула она.

— Ты присядь, сынок, — ласкового заговорила Верея, но Храбр словно не услышал.

А может, и впрямь не услышал. Мысли его, суетливые, рваные, неслись во все стороны, и он думал обо всем и ни о чем. В голове все смешалось, перепуталось. Столько хотелось спросить: почему молчала? А почему молчал брат? Отчего сказала нынче? Жжет ли ей стыд глаза? Как она могла его обмануть? Пошто одарила таким бесстыдством?..