Отрада

44

Отрада не находила себе места, и Верее с трудом удалось увести ее с опушки леса. В избе она попробовала занять себя чем-то, но все валилось из рук. К закваске и тесту потому и вовсе решила не притрагиваться. В дурном настроении не следовало подходить к печи, не следовало месить караваи, чтобы не получилось печево горьким.

Знахарка поглядывала на нее почти с материнской улыбкой, хотя после того, как открыла Отрада Храбру правду про Твердяту, между ним и Вереей что-то словно сломалось, и никак они не могли это починить. Коли Отраду он простил, то на знахарку смотрел искоса, недовольно.

Вздохнув уже в какой раз за вечер, Отрада опустила взгляд на свою едва опустевшую миску. Кусок в горло не лез, и наваристая похлёбка осталась почти нетронутой.

— Изведешь себя – Храбру не придется по сердцу, когда вернется, — строго сказала Верея, наблюдая за ее терзаниями.

Шум снаружи заставил их обеих насторожиться. Знахарка, нахмурившись, уже принялась вставать из-за стола, чтобы поглядеть, что там такое приключилось, когда дверь распахнулась с оглушающим в тишине стуком, и раздался голос Белояра.

— Знахарка!

Побледневшая Отрада повернулась, встретившись взглядом с Вереей. Та поспешила прочь из горницы, и она выскочила за ней. Ее сердце учащенно стучало, и срывалось дыхание. Еще толком ничего не увидев, она подспудно знала, что случилось. Иначе не стал бы Белояр вот так врываться к ним посреди вечера, не стал бы так грубо звать Верею. И его голос не дрожал бы, грозясь сорваться.

— Госпожа, — на лице мужчины не было ни кровинки. — С Храбром… беда. Кабан подрал.

— Боги светлые! — Верея поднесла ладони к лицу и принялась сновать по избе, собирая в плетеное лукошко чистые тряпки для повязок, мази в небольших горшочках, сушеные травы. — Найди иголку с нитками! — отрывисто бросила она показавшейся Отраде.

Но та замерла на месте, словно каменная, словно и не услышала, что сказала ей Верея.

— Рада! — знахарка подошла к ней и сильно потрясла за плечи. — Подсоби мне!

Кое-как кивнув, та поспешила в горницу, вверх дном перевернула свой сундук, выкинув из него одежду прямо на дощатый пол.

— Нашла! — она выскочила обратно, сжимая в руке небольшой кожаный сверток со вдетыми в него костяными иглами разной длины и толщины.

Они скоро вышли из избы, и Отрада мгновенно задрожала от холода. Белояр шагал впереди них, рассекая воздух резкими взмахами рук.

— Что у Храбра? — требовательно, деловито спросила Верея, плотнее закутываясь в платок.

— Не ведаю, — с трудом выдавил из себя мужчина. — Как мы его в лесу нашли, я сразу к тебе. Мужики его в избу отнести должны.

— Я побегу вперед, там же Твердята с Нежкой совсем одни, — Отрада, поджав дрожащие губы, посмотрела на Верею.

Она не могла, не могла идти, сердце рвалось туда, к Храбру. Быть подле него, рядом с ним. Поскорее увидеть...

— Скажи, чтоб воду грели. Много. И огонь во дворе развели, — коротко велела ей вслед знахарка.

Она спешила, как могла. Бежала, по обыкновению путаясь в подоле рубахи, обжигая горло студеным воздухом. Она птицей взлетела на пригорок, где стояла изба Храбра, и по громкому шуму людских голосов поняла, что мужчины уже вернулись из леса. Когда она распахнула ворота, входя на двор, к ней разом повернулось несколько человек: там был дядька Третьяк, кожевник Вячко и Зорян с Перваном. Она вздрогнула, но решительно вскинула голову.

«Они-то тут что делают?!»

— Госпожа Верея уже идет. Она велела развести во дворе костер и нагреть много воды, — Отрада храбрилась, но ее голос сорвался.

Дядька Третьяк печально посмотрел на, кивком головы позвал с собой кожевника Вячко и отправился таскать воду.

Отрада прошла мимо старосты с сыном, смотря прямо перед собой, толкнула дверь, входя в сени, и сразу же услышала негромкий плач. И стоны.

В горнице прямо на столе, с которого была скинута на пол вся утварь, лежал в забытье Храбр. Лучины горели достаточно ярко, позволяя разглядеть кровь, запекшуюся на его разодранной в клочья рубахе, и неестественно вывернутую правую руку.

У нее подкосились ноги, и она беззвучно осела на ближайшую лавку. На соседней плачущая Услада баюкала в своих объятиях Милонегу, по лицу который текли слезы. Твердята стоял рядом, столь сильно опираясь на палку, что та врезалась в его раскрытую ладонь. Он смотрел в никуда, не замечая ничего вокруг.

Заметив ее появление, женщина вскинула заплаканное лицо и прищурилась.

— Ты тут нашто?! — зашлась она, но ее отвлек донесшийся из сеней шум.

В горницу вошли мужчины с ведрами воды, поднесли их к печи, чтобы согреть, и подбросили в нее дров, добавляя жара. Сразу же за ними появилась Верея, сопровождаемая Белояром.

Едва взглянув на Усладу, Отрада кое-как поднялась, опираясь ледяной ладонью о стену, и, пошатываясь, подошла к столу. Лишь минувшим утром она стояла здесь, на этом самом месте.

Она зашла, чтобы взять кваса, а снаружи Храбр показывал брату и сестре, чем отличаются друг от друга разные наконечники для стрел.

Теперь же он лежал перед нею на столе, и Отрада сама не ведала, как у нее хватило духу на него посмотреть.

Храбр глухо стонал; его веки были плотно сжаты, а лоб — испещрён морщинами. Верно, даже глубокое забытье не приносило ему облегчения и не избавляло от боли. Потянувшись вперед, Отрада, едва касаясь, погладила его по слипшимся от крови и грязи волосам.

— Так, а ну пошли прочь все отсюда. Уведи девок и детей и начни калить над огнем его охотничьи кинжалы, — Верея замахала на всех руками, и взрослые мужи слушались ее, словно мальчишки.

Белояр, стоявший ближе всех к Отраде, потянулся к ней, но она отпрыгнула аж к стене. Яростно сверкнув глазами, впилась в знахарку неистовым взглядом.

— Нет! Я останусь и подсоблю тебе! Я никуда не пойду! — и она решительно замотала головой, и длинная косища зазмеилась по плечам.

— Ну уж нет! — Услада, подбоченясь, ступила вперед. — Ты ему никто, уходи прочь отсюда!

Верея думала недолго. Поглядела на Отраду, поглядела на Усладу и нахмурилась. Одной ей было несподручно, мужчины занимались костром и дровами... И на мужатую бабу надежды было меньше, чем на девку, хотя сперва она мыслили иначе.

— Уведи жену, Белояр, — твердо молвила Верея и поглядела на Отраду. — Сдюжишь ли?

— Да, — та упрямо поджала губы, стиснула зубы и, сглотнув, повернулась к Храбру.

— Его нужно раздеть и обмыть, — только и сказала знахарка.

Отрада закусила щеку и принялась распарывать рубаху там, где еще сохранилась ткань. Нож в ее руках подрагивал, пока она откидывала в сторону клочки, открывая голое, израненное тело. Из плеча торчал обломок стрелы, а рана в боку кровоточила даже сквозь повязку, в которой углядывалась бывшая рубаха какого-то мужчины. Темно-красное пятно ярко выделялось на ней в свете множества лучин.