Отрада
Шрифт:
Сперва Отрада токмо моргать могла. Не верилось, что взаправду все это от вуя Избора слышала.
— Так вот что… вот почему ты меня из избы выгнал! Вот почему ты землю во дворе копал! — вдруг уразумела она.
Ахнула и заслонила ладонью рот.
Мужчина закивал.
— Пока щенок этот не сунул туда свой нос! — недовольно прокряхтел он. — Порченное племя… Но там я ничего не сыскал… Стало быть, в другом месте запрятал Бус свое сокровище. Говори, девка, ну!
И он снова дернул веревку, и Отраду швырнуло вперед. Она упала плашмя и ударилась о землю подбородком, прикусив до крови язык.
— Я слышу, слышу их шепот… —
— К-к-кто она? — кое-как прохрипела Отрада, с трудом сглотнув железный привкус во рту.
— Мара-Морена… — прошептал Избор благоговейным шепотом, а потом сызнова оскалился и поглядел на сидевшую в яме девку. — Ну, так что, надумала али нет?!
— Я ничего не ведаю… — Отрада даже договорить не успела, когда мужчина спрыгнул на землю рядом с ней, засунул ей в рот кляп и обмотал потуже веревкой. Руками она больше шевелить не могла.
Затем он вылез обратно, даже не обернувшись на ее мычание, и накрыл землянку крышей из соломы и палок.
И Отрада снова осталась в темноте и одиночестве. Слезы невольно брызнули из глаз. Кое-как она смогла доползти до земляной стены, упереться ногами и перевернуться с жвота на спину.
«Меня отыщут», — подумала она, рассматривая прорези в крыше у себя над головой, через которые могла видеть слабый свет. — «Обязательно отыщут».
Она и впрямь не представляла, о каких самоцветах говорил вуй Избор. Лишь одно ведала: коли помянул он Мару-Морену, совсем все с ним было худо. Жестокая Богиня лишила его рассудка. Взлохмаченный, косматый мужчина, что стоял перед ней, уже не был вуем Избором. Нет, то был человек, у которого Мара-Морена отняла всякий разум.
И Отрада его боялась. Потому что, опъяненный собственными мыслями и жарким шепотом в голове, он был способен, на что угодно.
А кто же сможет ее отыскать? Она ведать не ведала, куда приволок ее вуй Избор. Надеялась лишь, что не далеко у него хватило сил. Все же безумие источило его, ослабило.
Ох. Как представила, что пойдет искать ее Храбр, так тотчас сердце еще пуще разболелось. Вспомнила все его раны, всю боль, которую он испытывал и которую презирал. Хотел ведь ее проводить, да она не дала... Добегу до избы, тут рядышком.
Добежала...
Отрада всхлипнула и попыталась выплюнуть кляп, но тот сидел жестко. Принялась елозить по земле, чтобы перетереть свои путы, но, опьяненный Марой-Мореной, был вуй Избор не глупцом, и потому веревки выбрал крепкие. Такие не развяжешь, не стащишь с себя. Сколько бы Отрада ни извивалась по земле, ничего у нее не вышло.
О каких самоцветах он толковал... Она все пыталась вспомнить, говорил ли когда-нибудь ее батюшка о драгоценных камнях, и не могла. Ни разу она таких разговоров не слыхала... Жили они небогато совсем. Да коли б были у отца самоцветы, разве б не продал он их на ярмарке? Разве бы не отстроил побольше избу? Не накупил бы им с матушкой красивых, теплых отрезов на рубахи да на поневы?..
Она не ведала, сколько времени пролежала так, связанная и немая. Верно, всю ночь напролет, потому как вскоре сквозь прорехи в крыше пробились в стылую землянку солнечные лучи.
«Днем меня найдут, — храбрилась Отрада. — Днем будет им сподручнее».
Но время шло, а никто не приходил. Ни вуй Избор, ни те, на кого она надеялась. В землянке становилось душно.
Из-за спертого, затхлого воздуха и из-за кляпа она с трудом могла дышать, и несколько раз лишалась сознания. Голова раскалывалась огненной болью. Верно, она потеряла немало крови, потому что ощущала невероятную слабость в руках и ногах. Когда она приходила в себя, то пыталась пошевелиться, но получалось не всегда.Мысли путались, и она плыла на самом краешке своего сознания, уже не отличия, где явь, а где ее кошмары. В голове почему-то звучал звонкий голос Забавы, внучки старосты. Девка рассказывала про самоцветы Мары-Морены, которыми та сводила людей с ума, но Отрада никак не могла взять в толк, к чему она это говорила...
Она вспоминала ссоры, что нечасто случались меж ее родителями. Слезы матери, утомленной тяжелой работой. И отводившего взгляд, виноватого отца. Он винился, сжимал ладонями руки жены и шептал, шептал, шептал: не могу, не могу, не могу я...
В себя она пришла от ушата ледяной воды. Та хлынула в нос, Отрада закашлялась, не в силах вдохнуть из-за кляпа, и едва сызнова не рухнула в черную бездну. Но вуй Избор, окативший ее водой, споро спрыгнул в землянку и вытащил кляп.
Она закашлялась и, наконец, вдохнула упоительно свежий воздух. Снова была ночь или поздний вечер, и ее окружала темнота. Кое-как придя в себя, Отрада посмотрела на мужчину. Тот казался еще безумнее, чем накануне.
— Ну что, девка? — проскрежетал он злым голосом. — Належалась? Али еще хочешь?
Когда она ничего не ответила, вуй Избор дернул за веревку, которую по-прежнему держал в руках, и Отрада ударилась головой о стену землянки.
— Отвечай мне, шленда! Али мало тебе было? Может, всыпать? Может, ремень тебя научит уму-разуму? Я гляжу, ни батька, ни мать твоя непутевая не сдюжили. А уж женишок и подавно...
Вуй Избор говорил сам с собой и постоянно хватался ладонями то за глаза, то за голову. Отрада с трудом пыталась не заскулить от ужаса, глядя на него. Ей нужно выбираться. Иначе он ее убьет. Не пожалеет. Теперь она видела это предельно ясно. Нужно, чтобы он позволил ей встать на ноги. И тогда она попытается сбежать... Коли хватит сил. А коли нет, то пусть уж лучше сразу прибьет ее, чем еще одну ночь пролежать в ледяной земле, задыхаясь каждое мгновение.
— Не нужно бить, — кое-как прохрипела она, не узнав своего голоса. — Я покажу... я вспомнила, батюшка говорил однажды... Он их в лесу схоронил... Токмо мне бы понять, где я...
— В лесу, стало быть? — пробормотал мужчина и огладил пятерней встрепанную бороду. — Ты гляди, девка. Коли врешь мне... Пожалеешь, что на свет родилась!
Он резко склонился и, сжав плечи, поставил Отраду на ноги. Та пошатнулась, и, коли б не руки Избора, непременно завалилась бы обратно. Ее шатало во все стороны, словно тростинку на ветру. Голова кружилась неимоверно, лес перед глазами расплывался...
— Ну, все-все. Пошла, пошла. Не подохнешь. Чего застыла? Шагай, пока и в самом деле тебя не огрел!
Отрада неуверенно, неловко сделала шаг, другой, третий. Она смотрела на лес и не узнавала его. Не узнавала место, где мужчина вырыл землянку. В какую сторону ей бежать? Где община?..
Она повернулась было, чтобы спросить, но застыла на месте, когда услышала голос другого человека. Его голос.
— Оставь девку, Избор.
Верно, ей почудилось. Никак не мог Храбр очутиться в лесу.