По тропам волшебных лесов

Хейта напряглась. Если прежде изо рта лисы-оборотня лилась чистая ложь, на этот раз она сказала правду.

– Пойдем? – с надеждой спросила Рукс. – Ужин уже на столе.

Девушка лихорадочно соображала. Рукс знала что-то, неведомое ей. И ей что-то надо было от нее. Только вот что?

Хейта решилась и шагнула вперед. Она не обернулась на Мара, чтобы не вызывать у Рукс лишних подозрений. Лиса-оборотень посветлела и с готовностью подхватила девушку под руку. Упырь же, глядя им вслед, тяжело вздохнул.

– Эх, Вильда. Никогда ты не делаешь как тебе советуют, – он неодобрительно покачал головой и неслышно растворился в густой темноте елового леса.

Той ночью взметнулись к небесам два погребальных костра, воздавая последнюю дань безвременно ушедшим. Сизоватый дым повис над Хольтэстом, застилая от взоров людей ясные, веселые звезды.

А далеко-далеко, глубоко под землей, в огромной пещере, клыкастый зверь, вперив пылающий взор в холодную луну, то принимался отчаянно и тоскливо скулить, то начинал яростно рычать и остервенело рвать когтями каменистую землю.

IV

Над миром занималось безрадостное утро. По земле со стороны реки медленно стелился блеклый туман. Мрачно глядели на крепостные стены мохнатые ели. Обычно веселый город ныне застыл в суровом безмолвии.

Хейта выскользнула из дома еще до зари. Ночью она почти не сомкнула глаз. Ее одолевали невеселые мысли обо всем, что приключилось накануне.

Надвинув на глаза капюшон, она скользила по извилистым улочкам невидимой тенью. Хейта до конца не ведала, куда шла. Ноги сами вели. Неожиданно дома расступились. И перед ней предстало безрадостное Покойное Место.

Люди приходили сюда редко. А те, что появлялись, либо приносили тела других, либо приходили эти тела оплакать. В каждом хельдском селении было такое место. Безмолвный черный пустырь, где сжигали усопших.

Посреди этого темнели два долгих пепелища, – все, что осталось от погребальных костров. Их вид отозвался в сердце Хейты глубокой, тянущей болью. Девушка приблизилась.

В этот миг солнечный луч, выглянув из-за леса, ударил по глазам. Хейта невольно потупилась. В золе под ногами что-то блеснуло. Быть может, пряжка от пояса, или стеклянные бусы. Девушка присела, разворошила пальцами пепел и оторопело уставилась перед собой.

На земле лежала золотая монета. Большая, красивая, круглая. Облитая солнцем, она ярко сверкала всеми своими гранями. Хейта взяла ее, все еще отказываясь верить глазам.

Монета была городской. На ней высился горделивый Хольтэст, а с боков его подпирали две высокие ели, – неизменный символ здешних непролазных лесов.

Хейта задумчиво повертела ее на ладони. У Плахта монеты быть не могло. Он бы ее пропил сперва, и только потом бы за город полез. Выходит, у Анцхи. Вряд ли ее тело дотошно осмотрели, закоченевшее, залитое спекшейся кровью.

– Значит, за сон-траву Анцхе заплатили золотым, – прошептала Хейта. – Недурно.

Она сдвинула брови. Кому-то в городе сон-трава была до зарезу нужна. Вот только, зачем? Усыпить мохнорога? На что? Ведь гораздо проще было затаиться от него, да переждать.

Внезапно, за ее спиной послышались чьи-то осторожные шаги. Хейта поспешно зажала монету в руке, выпрямилась и обернулась.

В нескольких шагах от нее стоял мальчик. Лет десяти или около того. Стоял, невидяще глядя перед собой, и, казалось, Хейту вовсе не замечал.

Черные волосы его беспокойно шевелил холодный ветер. Зеленые, широко распахнутые глаза точно остекленели. Он и сам весь оцепенел, не в силах не то, что пошелохнуться, даже вздохнуть.

Потрепанный, местами выцветший плащ понуро свисал с его острых плеч. Хейта задумалась. Где-то она уже видела и волосы эти, и глаза, и даже старый плащ на заплатках. Неожиданная догадка озарила девушку подобно молнии.

– Ты братом ей был, ведь так? – вырвалось у нее.

Мальчик не ответил, даже головы не повернул. Хейта смущенно умолкла. Стала подле него, уперев в пепелище отчаянный взор и, повинуясь неведомому порыву, промолвила.

– Она не мучилась долго. Быстро ушла.

На этот раз он обернулся. Еще сильнее вытаращил глаза и выкрикнул дерзко.

– А ты почем знаешь?

– Я сны вижу, – честно ответила Хейта. – Вещие. Видела, как она уходила.

– Кто ее убил? – свирепо вскричал мальчишка. – Зверь? Этот… мохнорог?

Хейта помедлила. Отчего-то, она толком и сама не ведала, отчего, отвечать ей совсем не хотелось. Возможно, искаженное ненавистью лицо мальчишки напомнило ей свое собственное.

Девчонкой она сильно свирепела из-за отца. Грозилась всем волкам-оборотням глотки перегрызть. Мать за голову хваталась, боялась пускать за порог. А-ну взаправду уйдет в чащу, да сгинет вслед за отцом?

Потом, когда повзрослела, прибыло ума. Бросила замышлять злодейство. Решила не срамить память отца. Чтобы он сказал, сотвори она такое? В глаза бы ей даже, наверное, глядеть не стал.

Тогда она впервые подумала, что месть – это мерзко. Что, если не можешь совладать с собой, хорошо, если рядом есть тот, кто сможет остановить. Уберечь от непоправимого, защитить сердце от черноты. Ведь пожалеешь потом, но будет поздно.

– Так что? – нетерпеливо спросил мальчик.

– Он самый, – неохотно ответила Хейта.

– Я убью его! – горячо выпалил он. – Если стражники не смогут, это сделаю я.

– Его кожа тверда как скалы, – встревоженно добавила девушка. – Никто не знает, как его убить.

Не хватало еще, чтоб от зверя пострадал этот несмышленый мальчишка, – подумалось ей. Ведь мохнорог растопчет его и не заметит.

– Ничего, найду способ, – тряхнул головой тот.

– А чем убивать будешь? – заметила Хейта. – У тебя ведь оружия нет.

– Что мне стоит нож стащить, – он упрямо поджал губы.

– Это с ножиком-то, против мохнорога? – не смогла сдержать насмешки девушка. – И что ты сделаешь?

– Я же сказал, найду способ, – огрызнулся тот.

Дальше возражать она не решилась. Спросила ласково:

– Как зовут-то тебя?

– А тебе не все ли равно? – колко ответил он.

– А я…

– Вильда ты. Фэйра знакомая. Я слыхал, – он злобно поглядел на девушку. – Того Фэйра, которого в убийстве моей сестры считают за виноватого. Стало быть, ты не лучше его.

Хейта не сразу нашлась, что ответить. Открыла, было, рот, чтобы возразить. Как вдруг со стенных башен раздалось звучное пение сигнального рога. Его громогласную песнь, не мешкая, подхватили другие.