По тропам волшебных лесов

Эшгар невесело усмехнулся.

– Мне про то ведомо как нельзя лучше. Ребенком наслушался страшных историй. А когда попал к оборотням, увидел, что они совсем не такие, – он задумчиво улыбнулся. – Добрые они, благородные. Упрямые и гордые, конечно, не без этого. Но живется мне среди них не так, как прежде среди людей – с недоверием и опаской. Вольно живется, легко. И хотя я живу один, одиноким себя не чувствую. Раньше чувствовал, живя среди людей. Теперь нет. Чудно, не так ли?

Путники не нашлись что ответить. Эшгар, завидев их лица, громко рассмеялся.

– Уж вам-то дивиться не пристало! Такой пестрой компании я еще не встречал.

– Правда твоя, – улыбнулся Гэдор. – Просто сами привыкли уже, а у других видеть необычно. Но радостно очень. Приятно знать, что в Запредельных землях есть люди, которых не страшат существа. Это дарит надежду, что когда-нибудь два удела, людской и волшебный, смогут жить иначе, – в согласии и дружбе. А недоверие и вражда будут забыты навек, – он осекся и смущенно умолк.

Путники тоже молчали. Слова Гэдора всколыхнули в каждом свои мысли, мечты, далекие воспоминания. Светильники по стенам ластились, точно веселые щенки, навевая сладкую дремоту. Хейта зевнула, прикрыв ладонью рот.

Эшгар спохватился.

– Вы поди устали с дороги. Отдохните сперва как следует, а завтра еще потолкуем.

Никто перечить не стал. Они и вправду утомились до полусмерти. Эшгар раздал всем меховые одеяла и затушил светильники. Путники скинули теплую одежду и охотно расположились подле огня, укутавшись по самый нос.

Хейта устроилась на боку, положила ладонь под щеку и задумчиво наблюдала за тем, как огненно-рыжие языки пламени обжигали сумрачную пустоту. Она тревожилась о Хобарде, Харпе и Дорхе, и думала, что ни в жизнь не уснет, но мерный треск пламени убаюкивал. И девушка не успела заметить, как веки ее сомкнулись, и мир погас.

III

Утро напитало землянку свежестью и прохладой. Хейта высунула нос из-под одеяла, сонно приоткрыла глаза, потерла их кулаком и окончательно пробудилась. Вылезать из теплой постели совсем не хотелось. Но бледный солнечный свет, проникавший в дом через узкие щели в двери, говорил, что нужно было подниматься.

Хейта села, ищуще глядя по сторонам. Дом был пуст. Как видно, проспала она немало. Сказались давешние путешествия. Хейта натянула на себя теплую одежду, подошла к столу и не смогла сдержать улыбки.

На столе ее ждал завтрак: миска с кашей, немного строганины, сухарей и душистое питье, которое, правда, уже успело остыть. Эшгар и ее спутники позаботились. Утолив голод, Хейта надвинула на глаза капюшон и выбралась по ступеням наружу.

С наступлением дня поселение рысей-оборотней преобразилось. Замшелые крыши домов, серые и безжизненные ночью, напитались золотом и багрянцем. Из отверстий в них тянулся легкий дымок. Хейта опустила глаза и замерла.

Напротив нее стояла крупная рысь, утопавшая в длинном меху так, что не видно было даже когтей на лапах. Девушке страсть как захотелось коснуться лобастой пушистой головы. Она едва не протянула руку, но тут же опомнилась. Для рысей-оборотней она была простым человеком. И вроде как должна была бояться диких зверей.

Рысь бросила на Хейту любопытный взор и мягко двинулась дальше. Вместе с ней шли и обитатели деревни. На лицах у них застыла горькая печаль. Хейта смекнула, что шли они к погребальному костру и заспешила следом.

Северное небо хмурилось клочьями безрадостных облаков. Солнце с трудом пробивалось через эту непроглядную пелену. Казалось, погода, чувствуя настроение оборотней, тоже печалилась, нагоняя унылую хмарь.

Скоро Хейта сбавила шаг, а потом была вынуждена остановиться. Дальше путь ей преграждала толпа. Оборотни сгрудились в напряженном молчании. Внезапно, один из стоявших впереди обернулся, и Хейта признала Мара. Он тоже заметил ее и призывно помахал ей рукой.

Девушка осторожно пробралась к нему и огляделась. В нескольких шагах она приметила Гэдора и Брона. А впереди увидела длинный деревянный помост, на котором одиноко покоилось тело Берха.

Одежда на мертвом была под стать погоде: теплый кожух, штаны, сапоги, а на груди рубаха цвета чистого изумруда. Лицо с красивыми строгими чертами было бледным и безмятежным. Казалось, Берх просто ненадолго забылся сном и вот-вот отверзет глаза, сядет, удивленно на всех поглядит, вопросив: «А чего это вы тут собрались?» Хейта тяжко вздохнула. Конечно, не скажет. Ведь он был мертв.

Смерть. Неминуемая, жестокая, беспощадная. Способная проиграть битву, но всегда выигрывающая войну. Хейте доводилось видеть ее победу не раз. Впервые еще ребенком семи лет. Ее бабушка по материнской линии, Брухта, была очень стара и сильно занемогла. Хейта пыталась ее вылечить, но тщетно, время Брухты просто-напросто вышло. Когда стало ясно, что скорый конец неизбежен, семью Хейты позвали к бабушке в дом, разделить тяготы последних минут.

Брухта дышала тихо, но часто, с хрипотцой. Глаза глядели в никуда, отрешенные и вроде бы уже ничего не понимающие. Но на самом дне их плескались мука и страх. Она уже не жила, но еще и не умерла, а словно застряла где-то посередине. Хейта помнила, как сильно это поразило ее, до онемения, до леденящего ужаса в сердце. Вроде только бабушка еще говорила и улыбалась даже, и вот она уже потеряна для мира живых.

Помнила нахлынувшее на нее чувство отчаянья и безысходности. Руки и ноги несчастной синели. Хейте хотелось броситься, растереть, разогнать ленивую кровь. Но она понимала, что все было тщетно. Что, как ни старайся, война проиграна, и счет до трагичного исхода пошел на минуты.

А потом бабушки не стало. Грудь перестала вздыматься и опускаться, больше не дрожали ресницы, навеки застыли поблекшие глаза. Остановилось сердце, а вместе с ним канули в небытие все его мечты и страхи. Исчезли безвозвратно, точно никогда и не было их. Исчез не просто человек – целый мир, оставив после себя пугающую немую пустоту.

Но, хотя смерть бабушки и отзывалась болью в сердце Хейты, ее грела мысль, что Брухта ушла очень старой и прожила долгую радостную жизнь. Берх же ушел молодым. А терять молодых всегда больней, всегда мучительней, всегда невыносимей.

Толчок в плечо вывел Хейту из состояния глубокой задумчивости. Она недоуменно посмотрела на Мара. Тот многозначительно кивнул. Хейта поглядела перед собой и увидела Хобарда. Видно, он только появился из дому. Подле него стоял сумрачный Эшгар с факелом в руке.

Хобард смотрел на тело сына задумчиво и отрешенно. Лицо его было бесстрастно, но Хейта чувствовала, как от нестерпимой муки сжималось и рвалось наружу его истерзанное сердце. Хейте вновь стало до невозможного жалко его. Правду говорят – негоже родителям хоронить своих детей.

Хейта перевела пасмурный взгляд на деревянный помост. Ей вдруг подумалось. «Мы все такие разные, в людском уделе и в волшебном. Но в самом главном мы похожи. Хотя бы в том, как хороним усопших».

Все сжигали своих мертвых. Хейта не слышала, чтобы кто-то хоронил их как-то иначе. Рыси-оборотни предавали тела огню на третьи сутки. Считалось, ровно столько времени нужно, чтобы дух умершего обрел новую жизнь.