Пока, заяц

empty-line/>

— Не уснём ведь, а, — сказала мама и взяла у меня кружку горячего чая.

— Я зелёный налил, — сказал я, сел на другом кресле рядышком с ней и подул на свою чашку. — Пей знай.

А за стеной отец уже храпел вовсю. Рано ложился, в пять утра на работу вставил, упахивался, как собака.

— А, это зелёный, — сказала мама и прищурилась, на кружку в своих руках посмотрела. — Я даже и не заметила.

Я зашуршал упаковкой печенья, достал себе одну штучку и остальную пачку ей протянул.

— На. Я сегодня купил.

— А они…

— Без сахара, — я перебил её. — Ешь, господи. Тебе можно такие.

Одну штучку себе достала и тихо захрустела над блюдечком, всё на пол косилась, боялась, что намусорит. Глупости такие, уберу, если надо будет.

— Смотри, Витька, — сказала она и посмеялась. — Точно, что ли, без сахара? А то мать отравишь. А то вон, — и кивнула в сторону телевизора. — у Малахова показывают, как-то мать убьёт ради квартиры, то из-за компьютера родителей зарежет. Чего делается то, б-а-а-а.

Я на неё глянул и заулыбался, хрустнул печеньем и ответил:

— Я в компьютер сто лет уже не играю, ты чего?

— Значит, из-за квартиры меня потравишь.

И оба с ней засмеялись. Перед телевизором пар от горячего чай проплывал невесомо, вверх поднимался и исчезал где-то под потолком в ночном домашнем уюте.

— У тебя на обед-то ещё есть на этой неделе? — спросила мама и чашку чая на стол поставила.

— Есть. Хватит мне.

— Смотри. Опять будешь голодный ходить, скажут мне потом.

— Не буду. Ем я, не переживай, — и печенье будто нарочно смачно откусил.

— Бал-то у вас когда будет? Объявили уже?

Я пожал плечами и хлюпнул чаем:

— Да хрен знает. Двадцатого декабря, наверно, как в том году. Посмотрим. Я уж тебе заранее скажу, чего ты переживаешь?

Она помолчала немножко, звук на телевизоре чуть-чуть прибавила, шаль поправила на коленках и пробубнила:

— Не знаю, не знаю.

— Мам, — я одёрнул её.

— Чего «мам»? Ты себя так ведёшь. Я ещё после этого должна на твои балы ходить? Ноги уже не ходят совсем.

За окном соседская псина развылась, разоралась на весь посёлок, погавкала немножко и заткнулась. Машина пронеслась по нечищеным снежным дорогам, громко затрещала, сверкнула красными огнями нам в окошко и исчезла в лабиринтах невысоких домов. Темень такая на улице, кроме деревянного фонарного столба рядом с калиткой не видать ни черта.

— Я днём на работу звонила, — сказала мама. — Не дадут нам путёвку. Сказали, ты уже не ребёнок, ты жеребёнок. Я говорю, «восемнадцати-то ещё нет ему». Плевать они хотели. Скоты эти. Думала хоть, как в тот раз, с тобой на море съездим.

— Съездим, — ответил я и ладонь положил на её сухую морщинистую руку. — Потом как-нибудь съездим. Сами купим.

— Я там половину шарлотки в холодильнике оставила. Возьми завтра этим своим обезьянам. Угостишь.

Я заулыбался:

— Возьму. Спасибо.

— У Олега-то как дела? Похудел хоть маненько?

— Нормально всё у него. Не похудел. Жиреет только.

— Не давай ему ничего тогда, — мама сказала и засмеялась. — Худеет пускай.

Мы сидели, болтали и телевизор будто даже и не смотрели с ней. А там уже минут двадцать, как сериал этот шёл по «России». Баба какая-то перед мужиком стояла посреди зелёного поля, узелок на платке своём закручивала и разговаривала писклявым голосом, а бородатый мужик с бандитской мордой на неё смотрел влюблёнными глазами.

— Даша, — громко сказал мужик в сериале, будто пытаясь перекричать музыку за кадром. — Я когда вас увидел, подумал, что у меня земля ушла из-под ног.

— Да что вы говорите, Алексей? — ответила девушка и засмущалась.

А мама моя её передразнивала смешным ворчливым голосом:

— Да что вы говорите, Алексей? — в сторону экрана рукой махнула и выругалась: — У, дура колхозная. Да?

Я на неё покосился и плечами пожал:

— Я пока не знаю. Только началось ещё.

— А чего, не видно, что ли? Ещё какую-то крокодилиху на роль выбрали, ба. Чего у неё с губищами-то, ну? Как у этой… господи… забыла. Про очкастую дылду-то эту. Кино было. Ну?

— «Не родись красивой»? — предположил я.

— Да, да. Красивой. Вон. Такая же страхуилина.

Мама взяла кружку с чаем, подула аккуратно, сделала один глоток и спросила:

— Неужели хотя бы вот такую себе найти не можешь, а? Витька?

— Мам, — вырвалось у меня.

— Мам. Мам. Тебе ж не надо этого.

— Ну, мам.

— Тебе ж другого надо. — и посмотрела на меня, нахмурив брови, немножко даже лицом скривилась. — Мужик хоть у неё хороший, что ли?