Пока, заяц

А на дворе ноябрь ещё был, я посмеялся и сказал:

— Да ну это когда ещё, вы чего уж?

— Нет, нет, мы только в следующем году теперь увидимся, ближе к лету. Давай, всего хорошего тебе. И это…

Она ко мне подошла поближе, пальцем к себе подманила и сказала негромко:

— Даму какую-нибудь уже себе найди, ладно? А то маму расстраиваешь. Такой весь красавец у неё мужчина. — взглядом меня окинула с ног до головы и нитку какую-то аккуратно с погонов убрала. — Медалями её радуешь, учёбой, а девушки всё нет. Нехорошо, скажи, да?

— Мгм, — ответил я и глупо заулыбался.

Анька уже на улицу вышла, а тётя Катя за ручку двери схватилась и вдруг что-то вспомнила:

— Это ещё, Вить… Я отцу сказала. Ты если что звони, пиши. Не дай бог чего. Что там по лечению ещё если надо будет. Ладно?

И покосилась мне через плечо, в сторону зала, где мама суетилась вокруг стола и звенела тарелками.

— Ладно, — ответил я.

— Просто так говорю, на всякий случай, хорошо? Не стесняйтесь с папашей своим, понял меня? Звони! Ночью, когда надо, тогда и звони. Отвечу, прилечу, если надо.

— Понял, — повторил я и закивал.

Тётя Катя глянула под ноги и распереживалась:

— Ой, насорили мы тут вам, извини.

— Да не плац уж, уберу, — сказал я и махнул рукой.

И ушла, а я дверь за ней закрыл. Тихо так дома стало и даже немного страшно. С мамой словился испуганным взглядом в коридоре, когда она в дверном проёме стояла со стопкой грязных тарелок. Посмотрела на меня, цокнула недовольно и головой покачала. Как будто и ругала меня этим взглядом, а как будто даже и плакала. Расстраивалась так точно.

И на кухню ушла, зашаркала ногами в вязаных стельках по холодному линолеуму.

Стыдно так стало.

Обидел её.

***

За окном совсем ничего не видно, темень стояла непроглядной стеной чернющих деревьев. В форточке отражалась моя камуфляжная фуражка и голодная морда на потной подушке. Быстрее бы завтра, на станции выбегу, где стоянка подольше, деньги с карты сниму, тётку найду с шоколадками и брошу ей фразу из родного детского фильма — «Мы возьмём всё.»

— Женщина, извините, — девушка с нижней полки подо мной обратилась к проводнице, за краешек пиджака её дёрнула легонько. — А можно немножко попрохладнее как-то сделать?

Проводница тяжело вздохнула и пожала плечами:

— Кондиционеры работают, поезд идёт, форточки у всех открыты. Вы уж извините, холоднее никак.

— Ладно, — грустно ответила девушка и обняла себя за коленки. — Спасибо.

Голова проводницы мимо меня пронеслась и исчезла меж ровными рядами коричневых клеток на колючих верблюжьих одеялах. Тихо так и спокойно, холодный стук колёс только слышно, храп мужика на соседней боковушке и негромкий разговор двух бабулек через два купе. Едой хотя бы мне назло не пахло, ни лапшой, ни колбасой не воняло, только газетной бумагой совсем чуть-чуть от кроссворда соседки с нижней полки.

— Да что такое, а, — тихо завозмущалась она и зашебуршала сумками. — Как сквозь землю провалилось, господи.

Табличка «туалет свободен» замигала зелёными кругляшочками в самом конце коридора. Мама с мальчиком на руках вернулась в вагон и громко хлопнула металлической дверью.

Поезд резко дёрнулся и ещё сильней задрожал, когда за окном заревел встречный товарняк. Прорычал холодным металлическим воем, мне ветром в окошко брызнул легонько и замолчал. Исчез в ночной тишине между плотными лесопосадками.

Женщина с полки подо мной похлопала рукой мою простынь, и снизу послышался её робкий шёпот:

— Молодой человек.

Я снял фуражку и высунулся в проход:

— Да?

— Как вас? — она спросила меня и заулыбалась.

— Витя.

— Я Света, очень приятно. Витя, садитесь, может, покушаете со мной? Доширак любите?

Я улыбнулся ей широко, во все зубы, спрыгнул с верхней полки и сел напротив.

— Любите, что ли? — Света опять спросила меня.

— Вы даже представить себе не можете, — ответил я.

— Давайте, давайте.

Она зашелестела пакетами, достала две белые пластиковые коробки с зелёными этикетками и пододвинула их мне.

— За кипяточком нам сходите? — она спросила шёпотом.

— Схожу.

С двумя коробками с лапшой и кипятком идти от самого титана было тяжеловато. Поезд болтало в разные стороны, то в одну качнёт и нога случайно наступит на краешек чьего-то одеяла, то в другую сторону дёрнется всей металлической тушей и плечом в зелёных погонах случайно задену холодную железку у верхней полки.

— Вот, здорово как, — сказала Света, сняла очки и аппетитно потёрла ладони.

Она пододвинула к себе одну упаковку, а вторую оставила на краю рядом со мной. Я сел напротив, руки выпрямил по швам, как будто на уроке перед учительницей.