Пока, заяц

Я затряс указательным пальцем и добавил:

— Это да, это ты правильно говоришь. Красивый, да.

— Вот, — мама довольно протянула и опять на тётю Катю с Анькой посмотрела. — Видите?

— Это когда камеры приезжают, — сказал я и ещё себе соку налил. — А когда уезжают, то всю красоту прячут. Вот мы с Олегом, с товарищем моим, в прошлом месяце попросили лапы достать. Руками немножко поработать хотели.

— Лапы? — переспросила тётя Катя.

— Ну, для бокса. Эти… — и я похлопал кулаками друг об дружку.

— А, поняла. И что?

— А ничего. Майор ходил к директору. Сказал нельзя. Сказал, что реквизит. Они такие красивые ещё, новые. Эверласт. Хорошие, очень хорошие.

Мама опять заворчала:

— Лапы, лапы… Свои носить надо. Со своими заниматься, а не клянчить.

— Так Стас принёс в том году, — сказал я. — Неделю с ними занимались.

— Вот, вот, — довольно повторила мама.

— Неделю позанимались, тёть Кать, Ань. Украли, прикиньте?

Тётя Катя шёпотом спросила меня:

— Воруют у вас там?

— О-о-о, ещё как, — я засмеялся. — Такие крысы здоровые водятся. В этих, в как его, в Черепашках Ниндзя даже таких не было.

Тётя Катя вопросительно с Анькой переглянулась, плечами пожала, склонилась над столом и спросила меня осторожно:

— Где не было?

— Да там в мультике одном большая крыса была, — сказал я и махнул рукой в её сторону. — Ладно, вы не поняли. Воруют у нас короче, да. У меня вон. Глядите-ка.

Я выскочил из-за стола и метнулся в коридор, берцы оттуда притащил все грязнющие и затряс ими перед тётей Катей с Анькой.

Мама закричала:

— Витя, ну что ты порося какая, господи, сыплешь землей ведь, а!

— Вон, видали? — сказал я и ткнул пальцем в подошву.

А на подошве выцарапано «КАТАЕВ 9А», небрежно так и криво. Как уж получилось, как ножик в руку лёг.

— Одну пару уже свистнули, — сказал я. — Подписываю, чтоб не украли. Ножом царапаю. Стирается иногда, я опять подновляю, ещё режу, ещё и ещё. Глубже и глубже, скоро до стельки с другой стороны уже дорежу. Вон, Анька, видала?

И Аньке чуть ли не под нос эти берцы сунул, ошмётком сырой чёрной земли ей попал на краешек тарелки. Она резко дёрнулась, съёжилась вся в недовольной гримасе и небрежно кинула «ай!»

— А почему воруют-то? — удивлялась тётя Катя. — Как так получается-то, Витька? Не следят, что ли?

— Ну а как получается, тёть Кать? — я пожал плечами. — Так и получается. У нас же в основном кто учится? Деревенские. С области. Городских совсем мало. А в деревне, чего там, прям деньги, что ли есть? Вот и воруют. Не знаю я, почему воруют. Так уж, мои догадки.

И ненадолго всё стихло, только и слышно, как Анька тихонько салаты хомячит и соком хлюпает в гранёном стакане. Я вернул обувь в коридор, сел на своё место и тоже салатом зачавкал. Мама с тётей Катей ещё налили себе по рюмашке, чокнулись звонко и выпили.

— Лапы, берцы, воровство, это ещё ладно, — сказал я и посмеялся. — Хрен с ними, как говорится. У нас вот некоторые ребята с понедельника по субботу в одних и тех же трусах, бывает, ходят…

И мама как заорёт на весь дом:

— Витя!

И по спине меня стала хреначить рукой, полотенце с цветочками схватила и всего меня им исполосовала. Смешно так стало, я прямо не сдержался и весь раскраснелся.

— Да что ж такое-то, ёклмн! — кричала мама, продолжая лупить меня полотенцем по спине в плотном чёрном кителе. — Сиди жри уже!

И опять тишь да гладь повисли над нашим застольем. Мама с тётей Катей о своём опять затрещали, телевизор на фоне включили, а я уткнулся в тарелку с едой.

Анька ко мне потянулась через весь стол и тихо спросила:

— А у вас там постирать негде, что ли?

— Не-а, — я ответил ей шёпотом. — Или меняй и вози домой стирать в выходные или в одних ходи всю неделю.

— Охренеть, фу, — сказала она, поморщилась и глазами стрельнула куда-то вниз.

— Нет, я-то меняю, всё нормально. У меня чистые. Щас вообще ещё чаще менять буду, я же теперь домой буду ездить, на ночь больше не буду оставаться.

И опять мама меня треснула по почти лысой тупой башке и прикрикнула:

— Всё, рот свой закрой уже со своими трусами, сколько можно, а?!

Тётя Катя посмеялась негромко, на нас с мамой поглядела и сказала, чтобы нас успокоить:

— Витенька, это всё очень грустно, что у вас такое в школе творится, что в школе денег не хватает. Но финансирование школы — это не главное. Главное — это воспитание. Я сейчас сижу и вижу перед собой взрослого молодого человека. Опрятного. Порядочного. Который красиво говорит. Аккуратно ест. И которым гордится мама.

Мама заёрзала на диване, платок на голове поправила и тихонько добавила:

— Он КМС по боксу у меня, между прочим.

Тётя Катя молча заулыбалась и на меня посмотрела, взглядом сказала, мол, молодец, так держать.

Когда они с Анькой домой уже уходили, я с ними в коридоре пересёкся, пальто тёте Кате подал и сумку из комнаты ей принёс.

— Ладно, Витенька, давай, пока, — сказала тётя Катя, приобняла меня и по спине похлопала. — Удачи тебе в учёбе, в боксе, ладно? Рано ещё, ой, рано, но заранее — с Новым годом, хорошо?