Пока, заяц

Прямо вдоль стены кровать старая стояла, точно советская, точно ещё времена молодости моей мамы застала. Спинка тонкая, деревянная, лакированная и блестящая, как у бабкиного шифоньера на даче. Кровать аккуратная такая, расстеленная, с белым постельным бельём, ровным и гладким. А у изголовья две подушки лежали. Лежали и нас ждали, пока мы с Тёмкой на них уснём. Специально нам расстелил, чтоб я, если вдруг сильно с дороги устал, мог сразу плюхнуться и захрапеть.

Не буду спать, нехорошо первую ночь с Тёмкой на гражданке во сне проводить.

Я поставил спортивную сумку на старый скрипучий стул и сел на краешек кровати, задницей в пышный матрас провалился и чуть-чуть в нём даже утонул, как в пуховой перине. Стал вещи выкладывать, бритву, дезодоранты, мыло, сухой паёк для Ромки, носки, которые почище и посвежее, которые до дембеля чудом дожили.

Рулетик старых джинсов вытащил и размотал. Хорошие, светло-синие, всяко лучше, чем в камуфляжном ходить. На прогулку в самый раз. Вокруг кармашка с правой стороны дырочка только небольшая, нехорошо будет, буду ходить и волосами на коже светить. Я достал из сумки моток чёрных ниток с иголкой и быстренько дырку зашил. Как в кадетской школе учили, как в армии много раз делал. Других штанов всё равно здесь не было, надо будет у отца из дома все свои шмотки сюда свезти.

Зарылся в сумку поглубже и нащупал шуршащий свёрток полиэтиленового пакета. Кольцо оттуда достал и в руках его покрутил. Треснутое, лопнувшее, прям пополам разошлось у самого основания, когда отжимался месяц назад, когда слишком сильно пальцы напряг и костяшки сжал докрасна. Может, пальцы распухли за год на казённых харчах? Кто ж его знает. Кольцо починить надо, мама же мне его подарила. Давно ещё, когда в школе учился.

Я положил колечко на тумбочку возле кровати, рядом с кучей ржавой мелочи и смятых фантиков от жвачки, и дальше в сумке стал копаться. Икону оттуда вытащил, серую, с почти что стёртым ликом.

Великомученик Виктор. С бородой, с щитом и с копьём.

Голову поднял, на миг отвлёкся от сумки и Тёмку увидел в дверном проёме. Испугался даже немножко, думал, что он ещё на кухне с тарелками возится. Стоял в аккуратной фланелевой рубашечке в клетку и на меня смотрел. Так смотрел странно и мило, улыбку какую-то корчил и хмурил бровями. Как будто не верил, что я здесь перед ним сижу в пятнистых штанах, потной тельняшке и копаюсь в сумке с вещами.

— Чего ты? — спросил я его и сам глупо заулыбался.

— Ничего, — он ответил и смущённо уронил взгляд. — Спать хочешь, наверно, да?

Я подошёл к нему и аккуратно схватил его за руку. Тёмка весь задрожал, громче начал дышать и быстрее. Замер и ни слова не говорил.

— Может, погуляем? — спросил я и руку на щёку ему положил. — Я в поезде только и делал, что дрых. Успею ещё, высплюсь. Лето же, с тобой надо как-то всё наверстать, что в прошлом году не успели.

— А куда гулять пойдём?

— Здесь уж, по району у вас. Далеко ходить не будем. Хочешь, что ли? М?

Моя рука скользнула по его гладкому подбородку и слегка приподняла его испуганное личико. Тёмка на меня посмотрел и заулыбался, тихонько совсем закивал и меня крепко обнял.

— Наобнимаешься ещё, Тём, — сказал я и погладил его по спине.

— Не наобнимаюсь, — он пробубнил еле слышно и засмеялся. — Ты как будто шире стал. И выше. В зал ходил, занимался, что ли?

Я плечами пожал и ответил:

— Да нет уж, так же, как и дома. Немножко с грушей иногда. Времени-то особо там не было. Просто расту ещё, наверно, — я погладил его по голове, мозолистой сухой рукой провёл по пушистым кудряшкам и спросил: — А ты всё маленький у меня, да? Расти-то будешь?

— Не буду, — прошептал он и ещё крепче меня обнял.

Тёмка вышел на середину комнаты, руками театрально развёл и на меня вопросительно посмотрел.

— Тебе хоть нравится, Вить? — он спросил меня неуверенно и взглядом окинул стены в старых обоях с цветочками. — Знаю, бабушкина старая хата, знаю, что пахнет чёрт знает чем. Дом такой себе, и район. Но я за два месяца ничего лучше не смог найти, правда. Либо слишком дорого, прямо в центре, либо прям вообще дыра-дыра. Нет, можно было, конечно, к маме моей переехать, в мою старую комнату…

Я вдруг его перебил и головой помотал:

— Да не болтай. Два взрослых мужика, ещё будем ей там мешаться.

— Вот и я тоже подумал, да. Хотя она приглашала, ты не подумай, ладно?

— Я не сомневаюсь, Тём. Знаю, что приглашала. А здесь уютно, понял?

Тёмка опустил голову и тихо сказал:

— Ну прям уж, уютно. Скажешь тоже. Ковёр этот ещё идиотский, — он кивнул в сторону кровати и махнул рукой. — Я всё равно нам что-нибудь получше найду, ладно? Это уж так пока, нам на лето. Ну, до осени, может быть. Просто хотел, чтобы, когда ты приедешь, было где нам остаться вдвоём.

Я подошёл к нему, за руку его схватил и сказал:

— Заяц. Здесь нормально, слышишь меня? Пойдёт.

— Точно?

— Точно.

Он немножко обрадовался, опять заулыбался, вдруг с места сорвался и подбежал к дверному проёму.

Рукой постучал по белому деревянному косяку и сказал:

— А здесь, Вить, здесь можешь турник свой повесить. Или там, около кухни. Да где угодно можешь, только не на той стене. Хозяйка сказала ковёр не снимать, не знаю, может, дырка там какая-нибудь.

Я засмеялся:

— Блин, у меня в детстве в одной комнате тоже такой был. Я там перед сном всякие рисунки на нём разглядывал, — я подошёл к ковру и пальцами провёл по сухому колючему пуху. — Да, такой же на ощупь. Когда лет пять было, козявки ковырял и их всё время вытирал об самый краешек. Между обоями прям. Знаешь, как потом громко хрустели, когда засыхали?

Я совсем растерялся и громко захохотал, на Тёмку посмотрел и поймал его озадаченный испуганный взгляд. Улыбка у него на лице была такая неуверенная и неровная, дёргалась совсем тихонько, и брови будто немножко хмурились.