Пока, заяц
Шрифт:
— Одна скушнятина, — сказал тихо Тёмка и томик Лермонтова обратно на полку вернул.
— А чего ты хотел? — посмеялся я над ним. — Фантастику какую-нибудь свою любимую?
— Да нет, почему. Просто что-нибудь интересное хочется найти.
Он достал с края полки чёрную книжку с позолоченной надписью «Спрут» на обложке и сказал:
— Я у нас в деревне как-то нашёл подшивку журналов «Юный натуралист». Прикольно было почитать. Интересно.
Я подобрал с пола «Робинзона Крузо», открыл его, пролистал быстренько и сказал ему:
— Да. Тут ни картинок, ни фотографий, ни интереса. Скучно, да.
— Ого! — вдруг воскликнул Тёмка.
— Чего там нашёл?
Он достал с нижней полки книжку в чёрной обложке и выложил её на красный пушистый ковёр. Ярко так улыбался и на меня смотрел с такой радостью, будто золото откопал.
Я нахмурился и совсем без интереса прочитал вслух название:
— Книга перемен.
— Круто, да? — Тёмка спросил меня и захрустел жёлтыми пыльными страницами.
— Фантастика, что ли?
— Нет, ты чего? Книга перемен. Оракул.
— Не понял?
Он тяжело вздохнул и закрыл книжку, руку на неё положил и на меня глянул. Пронзительно так глянул и серьёзно нахмурился, по-учительски как-то, будто лекцию мне собрался читать.
— У Филипа Дика есть одна книга, — объяснил он мне, — «Человек в высоком замке» называется. Ты у меня дома, наверно, видел.
Я пожал плечами и сказал:
— Ну я все твои книжки не помню. И чего там?
— Там альтернативная история, в которой фашистская Германия и имперская Япония победили во Второй мировой войне. И один из героев книги, Хоторн Абендсен, написал книгу «Когда наестся саранча», в которой описан как бы наш мир, где фашисты проиграли.
— Так… — медленно протянул я, пытаясь уловить нить повествования.
— У него персонажи на протяжении всей книги пользуются этим оракулом, — сказал он мне и хлопнул по обложке. — Задают ему вопросы, спрашивают про какие-то судьбоносные моменты в своей жизни. А Хоторн Абендсен консультировался с этим оракулом по поводу своей книги. Задавал ему вопросы про сюжетные повороты, про героев спрашивал, про всякие важные детали. И говорят, что сам автор Филип Дик это и есть Хоторн Абендсен. Как будто ему этот оракул подсказал, как написать его книгу, «Человека в высоком замке».
— Хиромантия какая-то, — я усмехнулся ему в ответ. — И чего?
— Хочешь, погадаем?
— Зачем, Тём? Мы на дачу приехали, чтобы, как бабульки, картами швыряться?
— Не картами. Там на монетках гадают. Шесть раз их кидают, там выпадает либо сплошная линия,
либо разбитая. Строится гексаграмма, чертятся шесть линий. И потом смотришь значение. Вот и всё.— Тём? — я произнёс тихо и погладил его по щеке.
— М?
— Жарко уже. Сваримся тут щас с тобой. Пошли на речку, а?
Он тихонечко спросил меня:
— Не будем гадать?
— Не знаю. Потом, может. Пойдём, а?
— А грядки?
— Завтра всё доделаем, — я ответил ему, встал с раскладушки и задницу отряхнул от комочков пыли. — Вставай, пошли.
Он схватил меня за руку и поднялся на ноги. Книжку поднял с пола и под мышку себе засунул.
— Потом погадаем? — он спросил меня с улыбкой.
— Посмотрим.
***
Речка шёлковой змеёй серебрилась в солнечном бархате. Петляла мутной гладью меж двух пушистых зелёных холмов. Спокойная, тихая и тёплая, как наше с Тёмкой лето. Ласкала горизонт туманной дымкой вдалеке, где заброшенная церковь доживала свой век и смотрела на нас пустыми окошками. Ни стёкол, ни дверей, одна голая кирпичная кладка и обгрызенный кусочек стены у второго яруса.
— Вить, ну не брызгайся! — его жалобный голосок зазвенел над речной гладью. — Я иначе свалюсь и утону, я плавать не умею!
А я ещё сильнее забрызгался, сверкающими каплями его всего окатил, с задором смотрел, как он смешно морщился, забравшись в воду по пояс.
— Не утонешь! — крикнул я ему и громко засмеялся. — На берег тебя за уши вытащу!
И опять его водой окатил, а он моську свою спрятал за высокими кустами камыша.
— Всё, я вылезаю, — Тёмка громко разнылся. — Ты брызгаешься и брызгаешься. Сто раз тебе говорил, чтобы перестал.
— Стой там, ушастый!
Я зашагал к нему по тягучему илу, в стороны камыши отодвинул и к нему вплотную приблизился. Он стоял передо мной и дрожал в речной пучине, мокрый весь, с сосульками на голове вместо пышных кудряшек. На меня смотрел жалобными глазами и скукожился весь, будто боялся, что я топить его буду.
— Чего трясёшься, а? — спросил я и схватился за его замёрзшие плечи.
— Наплавался, что ли?
— Нет ещё. Пошли со мной, где поглубже?
Я схватил Тёмку за руку, чуть-чуть к себе потянул, а он забрыкался и в сторону берега меня потащил.
— Не хочу, — жалобно сказал он. — Можно на берегу тебя подожду?
— Иди. Я скоро к тебе приду.