Пока, заяц
Шрифт:
Стоит и родной любовью пылает среди зелёных пушистых лугов.
Домик на даче у Олега старый такой, на честном слове держится. Глаз царапался об зелёные облезлые деревяшки. Шиферная крыша вся уже давно проржавела, отражала солнечные лучи оранжево-коричневой плоской тушей. Крыльцо поросло какими-то лианами, они извивались зелёной лапшой с сочными листиками от самой крыши до ступенек. А рядышком стояла бочка, старая и гнилая, с дыркой посередине. Ни воды в ней, ни добра никакого, один воздух деревенский и серые клочки паутины.
—
Он остановился в высокой траве у самого дома, скинул на землю свой тяжёлый рюкзак и потянулся во весь рост, к самому солнышку потянулся и на меня с улыбкой посмотрел.
— Ночью не околеем? — спросил я его, снял кроссовки и прошёлся босиком до самого пыльного крыльца.
А он плечами пожал. Может, и околеем, а, может, и нет. Не знает он.
— Всё вот это надо будет полить? — спросил меня Тёмка и обвёл взглядом весь огород, рукой провёл по огурцовой рассаде под окном, листочек один сорвал и бросил на землю.
— Мгм. С лопатой ещё немножко побегать надо, прополоть даже что-то попросил. Я уже не помню, потом Олегу позвоню, спрошу.
Он глянул на ржавое корыто с мутной водой и с россыпью шустрых красных червячков на самой поверхности, поморщился немножко и спросил:
— Этим умываться-то хоть можно? Про пить я даже не спрашиваю.
— Умывайся, — я ответил с усмешкой. — Глаза только закрывай. А то эта вертячка ещё в тебя заползёт.
— Ладно, на речке потом умоюсь.
Он подошёл ко мне и сел рядом на лавочку, руки сложил на коленки, как старый дед, и куда-то вдаль посмотрел. Под свирепым солнцем уши свои большие грел, мелодию какую-то напевал и вздыхал тихонечко. Как и я, наверно, не хотел деревенскую тишину портить. Распевы петухов слушал вдали, стук топора по старому пню, людской галдёж на соседнем участке.
Через два дома от нас начиналась берёзовая рощица, красивая такая, пушистая и зелёная. Мишурой переливалась на ярком солнце и тихо шепталась обвисшими ветками. В небе ни облаков, ни туч, лишь синяя одинокая гладь и уголёк солнца над самой головой. В зените завис и землю знатно прожаривал. Маревом наполнял душный воздух.
Я стянул с себя футболку и повесил её на трухлявую перилину у крыльца, остался в одних джинсовых шортах. Тёмка сразу на меня покосился и робко заулыбался.
— Сними тоже, — я сказал ему. — Загоришь хоть немножко. А то весь бледный.
— Не хочу, — он ответил и весь засмущался. — Обгорю ещё. Потом, может, сниму.
— Кого стесняешься? — посмеялся я над ним. — Девок тут нет, одни бабки, дедки.
— Тебя стесняюсь. Буду тут перед тобой худющий ходить.
— А то я не видел. За всё время-то
уже насмотрелся. И ты нормальный, понял?Не поверил мне, взгляд свой задумчиво опустил и на старые дырявые калоши уставился. Ветерок вдруг совсем тихо подул, брызнул на нас ароматом прохлады с речки, цветами какими-то вдруг запахло. Ненадолго совсем, на мгновение. И опять духотой всё накрыло, опять мухи в ушах зазвенели, разлетались перед глазами и бесстыдно садились на нос.
— Мы на эту дачу с седьмого класса приезжаем, — сказал я Тёмке. — Я, Стас, Олег. Первый раз, когда сюда приехали, с ночёвкой остались. На одном диване втроём все спали. У Стаса портативный маленький DVD-плеер был, мы там мультики, фильмы всякие включали. Всю ночь не спали. Потом ещё в клуб иногда ходили.
— В клуб? — переспросил он меня удивлённо.
— Да в этот уж, в деревенский. Тут, в Ташовке, недалеко. Девки по городским парням же с ума сходят.
— Не знал.
— Сходят, сходят. Ещё как. Шмотки какие-нибудь более-менее приличные не с рынка наденешь, так они всё. Забирай меня и увози к себе в город.
Тёмка схватился за краешек своей жёлтой клетчатой рубашки, на меня чуть обиженно посмотрел и жалобно пробубнил:
— У меня эта рубашка с рынка. Хорошая ведь, чего ты?
И я засмеялся, ничего ему не ответил. Я рукой провёл по своему ёжику волос и едва не обжёгся. Будь здоров уже напекло, пора и в прохладу, квасу ледяного попить и отдохнуть на старой пыльной кровати.
— Вить, — тихо произнёс Тёмка, как будто мои мысли услышал. — Есть не хочешь?
Я глянул на него с хитрой улыбкой и спросил:
— Проголодался уже?
— Мгм. Сам-то хочешь?
— Хочу. Пошли в дом.
В доме прохладно и уютно. Пряностью советской пахло, мебелью старой, ковром с цветочками на стене. Во всю стену висел рядом с кривой кроватью. А на кровати подушки пирамидкой выложены и белым кружевным покрывалом накрыты. Мама так раньше делала, давно-давно, когда ещё в деревне далеко от Верхнекамска жили. Олег как будто нас ждал, специально к нашему приезду с родителями здесь прибрался.
Тёмка забежал в комнату, рюкзак свой швырнул на пол и огляделся, сказал так радостно:
— Ого, здесь уютно. Как у нас в деревне. Так прям… Аутентично. Да?
Я наступил на скрипучую половицу и под ноги посмотрел. Закивал ему в ответ. Ковёр такой приятный, старый, плотный, хрустит под ногами, но гладкий на ощупь. И прохладный, прямо как комната.
— Здесь будем спать? — спросил он меня и уселся прямо на тонкое синее покрывало на кровати, чуть стопку подушек не снёс.