Последняя жертва Розы Ветров

Когда все было готово, я робко взглянула на Ричарда: мной вновь овладели сомнения.

– Ну же, смелее, – подбодрил меня мой пациент. – В этом нет ничего страшного.

Он с кривой усмешкой посмотрел на свою руку. Я не хотела думать, чего ему стоила вся эта бравада.

– Уверяю вас, я не буду кричать, дергаться или как-то еще мешать вам.

Мешать мне? Он еще шутит…

– Хорошо. Я готова. Только не смотрите на меня.

– Не буду.

Левой рукой я аккуратно свела края раны и, заставляя себя не жмуриться, сделала первый шов, затем второй. Ричард сидел с закрытыми глазами. По его изменившемуся лицу было видно, что он испытывает жуткую боль. Когда он пытался справиться с очередным ее наплывом, его ресницы вздрагивали, ноздри подергивались, а здоровая рука сжимала деревянный подлокотник. Он прикусил зубами нижнюю губу, чтобы не стонать. Обезболивающее, очевидно, пока не подействовало, либо доза была слишком мала для такого случая. Лишь по тяжелому дыханию Ричарда и по сокращению мышц руки я могла судить о том, когда ему было особенно больно. Однако за все время, что я шила, он, как и обещал, не проронил ни звука.

Обработав края раны зеленкой, я наложила тугую повязку, вытерла пот со лба и только теперь поняла, что у меня вышло то, чего я никогда в жизни не делала. Наверное, в критической ситуации включились какие-то внутренние механизмы, душевные силы, острое желание помочь пересилило страх и неуверенность.

А может быть, вспоминая о папе, я пыталась облегчить состояние другого дорогого мне человека, чтобы не потерять и его.

Мысль о том, что я могу потерять Ричарда навсегда, была настолько болезненной, что я не могла ее выдержать и спрятала мокрое лицо в дрожащие от напряжения ладони.

Я не могу его потерять!

Сквозь огонь

Неужели я так и подумала – дорогого мне человека?

Я беззвучно ахнула, но себя обманывать смысла не было: хозяин Розы Ветров действительно стал дорог мне за каких-то пару дней.

Несмотря на его отношение ко мне.

Разве так бывает?

Выходит, бывает.

Стараясь не встречаться взглядом с Ричардом, я помогла ему подняться, и мы вернулись в комнату, где мне вновь пришлось усадить его в кресло. Все это время, пока я пусть и старательно, но неумело обрабатывала рану, он испытывал жуткие муки, но не подавал вида, чтобы мне было спокойнее, а теперь, когда самое трудное осталось позади, позволил себе расслабиться и сидел с запавшими глазами, бледный, словно перенес длительное тяжелое заболевание.

Расспрашивать его о том, что с ним случилось, сейчас было бессмысленно и жестоко, поэтому я всего лишь предложила:

– Вам нужно отдохнуть. Может, вы приляжете?

Ричард едва заметно мотнул головой.

– Хорошо, тогда попробуйте заснуть, хоть ненадолго, чтобы восстановить силы.

Я накрыла его плечи простыней и убрала со лба спутанные волосы, стараясь не задеть повязку на порезе у виска. Его бледно-серая кожа была влажной и холодной. Он дышал с трудом, но дыхание из поверхностного постепенно становилось все более глубоким и размеренным. Наверное, начало действовать лекарство.

Через несколько минут Ричард забылся.

Чтобы чем-то себя занять, я подняла с пола испорченную куртку, свитер и рубашку, пропитанную кровью, и отнесла все это в ванную. Потом долго возилась с растопкой камина, неуклюже пытаясь зажечь подготовленные дрова.

Когда мне это наконец удалось, я в изнеможении опустилась на кровать и прислушалась. Вокруг стояла такая вязкая тишина, что казалось, ее можно потрогать руками. Неужели буря за окном начала стихать?

Я протянула руку к занавеске и нечаянно смахнула с прикроватного столика какую-то книгу. Наклонившись, чтобы поднять ее и вернуть на место, я поняла, что это не книга вовсе, а тетрадь, исписанная почерком Ричарда: я узнала эти забавные завитушки и невольно пробежалась глазами по странице, внутренне цепенея от прочитанного.

«Я иногда задаю себе вопрос, что буду делать, когда увижу тебя. Что скажу тебе при встрече, как себя поведу. И каждый раз приходит новый ответ, хотя самый очевидный, самый правильный из всех, придуманных мною, – «я не знаю». Я столько лет жду встречи с тобой, что все мои душевные силы сосредоточены на самом ожидании. Иногда мне кажется, что ожидание стало не частью моей жизни, нет, оно заменило мне саму жизнь, но я нахожу в этом неизъяснимую прелесть.

А что, если все мои надежды и фантазии – лишь туманная дымка, которая обволакивает мой разум, как поросшую травой низину перед рассветом, а с первыми лучами солнца рассеивается без следа? Что, если ты никогда не придешь? Что, если я обманываю себя, намеренно и безжалостно превращая свою жизнь в пустое подобие жизни?

Когда мной овладевают подобные мысли, мне становится не по себе, прежде всего потому, что я позволяю себе сомневаться, а в этом есть что-то от предательства. Нет, я верю – однажды я увижу тебя. Пусть не так, как я себе представляю. Пусть ты не узнаешь меня, но я буду знать, что это ты.

Я буду ждать. Только не покидай меня, ни во сне, ни наяву.

Что я без тебя? Круги на воде. Утренний туман. Ветер перед грозой. Талый снег…

Я умоляю тебя, будь со мной, восторгом и радостью, тоской и горечью, болью и отчаянием, только не покидай…»

Мое сердце колотилось так громко, что его стук мог потревожить Ричарда. Я взглянула на него, но он сидел с закрытыми глазами, его дыхание было ровным и глубоким.

«Мне не нужно следовать за тобой по пятам, чтобы видеть тебя: твой образ всегда перед моими глазами. Обманчиво-реальный, он дает мне силы жить дальше, мирясь с одиночеством. Зачем мне слышать твой голос, если достаточно дыхания и биения сердца, которое – я знаю – звучит в унисон с моим собственным, где бы ты ни была».

Дрожащими пальцами я перевернула несколько страниц и отодвинула в сторону засушенный первоцвет.

«Больше всего меня страшит тот момент, когда она узнает о тебе. Хотя я подозреваю, что она все это время знала и ждала твоего появления, как и тех, других, которые ныне превратились в несчастных скиталиц, призрачных, не знающих покоя. Что уготовано им здесь, в этом мире, и там, за гранью человеческого восприятия, я не знаю…

Но ты!

Что же мне предпринять, чтобы ты не повторила их судьбу? Смогу ли я предотвратить неизбежное и уберечь тебя от чудовищного безумия прошлого?»

– Вижу, мой дневник привлек ваше внимание.

Мне показалось, сейчас я лишусь чувств. Тетрадь выскользнула из моих ослабевших пальцев и с громким стуком упала на пол.

Ричард Логан внимательно смотрел на меня.

Я не знала, куда деться от стыда и охватившего меня чувства, названия которому я не находила. Под неотрывным взглядом глаз, полных боли, я даже не могла поднять тетрадь – так и сидела с прижатыми к груди руками.

– Простите меня!

– Не извиняйтесь. В конечном итоге, я обращался к вам.

– Мне не следовало…

– Селена, не стоит, – оборвал мои бессвязные оправдания Ричард. – Мои записи наконец-то попали к адресату, так что…

Он писал все это мне?

Мне?

Мысли мои перемешались, и лишь тихая просьба вытащила меня из их круговерти.

– Могу я попросить вас об услуге?

– Да, конечно.

– Дайте мне, пожалуйста, рубашку.

От волнения я слишком стремительно вскочила, едва не наступив на тетрадь. По губам Ричарда скользнула усмешка, но он ничего не сказал.