Правители тьмы

"Столько, сколько, по моему мнению, было необходимо", - невозмутимо ответил Хаджжадж, что заставило Баластро громко рассмеяться. Хаджжадж также сложил подушки у своего низкого письменного стола. "Если сегодня я заявлю, что просто стремлюсь поскорее избавиться от этих неприятно теплых одежд, я сомневаюсь, что вы сможете мне возразить".

"Если хочешь, я сниму свою одежду, чтобы ты мог снять свою", - сказал Баластро. Он делал это несколько раз, что сделало его уникальным в анналах дипломатии Зувайзы. Однако, с его бледным телом и обрезанием, он не выглядел неприметно обнаженным в этом королевстве - наоборот.

И поэтому Хаджжадж сказал: "Неважно. Тем не менее, во что бы то ни стало говорите дальше. Я слушаю с большим вниманием". Ему пришлось слушать с большим вниманием, Альгарве был союзником Зувайзы против короля Ункерланта Свеммеля и обладал гораздо большей силой из них двоих.

"Дела налаживаются", - сказал Баластро. "Это была тяжелая зима, да, но дела налаживаются. Я думаю, теперь я могу сказать это правдиво, глядя на то, как обстоят дела на юге".

"Учитывая, как там обстояли дела несколько недель назад, Алгарве, похоже, удалось возродиться", - согласился Хаджадж. "После падения Сулингена возникло небольшое беспокойство, как бы не пошатнулось все ваше положение на юге". Дипломатическая жизнь научила его минимизировать ситуацию. Зувайза и Янина и даже нейтральный, не имеющий выхода к морю Ортах были в ужасе от перспективы того, что полчища ункерлантцев обрушатся на их королевства без какой-либо альгарвейской армии, способной отбросить их назад.

"Ну, этого не было. Этого не было и не будет". Баластро всегда говорил уверенно. Здесь его уверенность казалась оправданной. Он продолжал: "Мы стабилизировали линию фронта и продвинулись вглубь Алгарве глубже, чем год назад". Все это было правдой, пусть и слегка непристойной. Конечно, в нем ничего не говорилось о разгроме в Зулингене. Но тогда Баластро не претендовал на объективность.

"Я рад это слышать", - сказал Хаджжадж. "Генерал Ихшид был полон восхищения тем, как вы позволили ункерлантцам переусердствовать, а затем нанесли им удар с флангов и тыла".

"За что я его и считаю", Баластро, как будто командование принадлежало ему. Он продолжил: "Жаль, что мы не смогли снова изгнать их из Дуррвангена, но грязь слишком быстро загустела. Когда она снова высохнет, мы разберемся с ними там".

"Да будет так", - сказал Хаджадж в целом искренне. Он, конечно, знал об ункерлантской грязи, но она казалась ему не совсем реальной, не больше, чем дикая летняя жара Бишаха показалась бы реальной человеку из Дуррвангена, слышащему о ней, но не испытавшему на себе.

"О, так и будет". Баластро, возможно, говорил о завтрашнем восходе солнца. "Мы продвинулись далеко за пределы этого места как на восток, так и на запад, даже если нам не удалось полностью прорваться внутрь. Пара атак, чтобы отщипнуть выступающую шею, - он сделал жест, - и голова падает в корзину."

"Яркий образ". Невозмутимый, Хаджадж спросил: "Вы уверены, что у вас будет достаточно каунианцев, чтобы воплотить это в реальность?"

"Вам не нужно бояться на этот счет", - ответил альгарвейский министр. Он пронзил Хаджжаджа холодным зеленым взглядом. "У нас было бы еще больше, если бы вы не укрывали этих проклятых беженцев".

"Поскольку они здесь, в моем королевстве, королевстве короля Шазли, они вас не касаются", - сказал Хаджжадж: положение, которое занимала Зувайза с тех пор, как каунианцы из Фортвега начали плавать к ее восточному берегу. "И я неоднократно приказывал им оставаться здесь, в Зувайзе, и ни при каких обстоятельствах не возвращаться в Фортвег".

"Вы - душа добродетели", - кисло сказал Баластро. "Вы знаете так же хорошо, как и я, ваше превосходительство, что любой приказ, который вам приходится отдавать неоднократно, - это приказ, который не работает".

"Ты бы предпочел, чтобы я вообще не отдавал такого приказа?" Хаджжадж вернулся.

"Я бы предпочел, чтобы ты расставил несколько зубов в указанном тобой порядке", - сказал Баластро. "Вздерни несколько блондинок, и остальные поймут суть".

"Я подумаю об этом". Хаджжадж подумал, не придется ли ему сделать больше, чем просто обдумать это. Если альгарвейский министр будет настаивать достаточно неистово, ему, возможно, придется довести дело до конца.

Баластро проворчал. "Это больше, чем я думал, что смогу от тебя добиться. Ты упрямая старая ворона, Хаджадж - ты знаешь это?"

"Почему, нет, ваше превосходительство". Глаза Хаджжаджа расширились в почти убедительном удивлении. "Я понятия не имел".

"И старый хитрый дикобраз тоже", - сказал Баластро. "Твой отец был черепахой, а твоя мать - колючим кустарником".

"У тебя есть еще какие-нибудь комплименты, чтобы сказать мне, или мы закончили до следующего сеанса вырывания зубов?" Спросил Хаджадж, но менее грубо, чем ему хотелось бы - в целом, он воспринял слова Баластро скорее как комплимент, чем оскорбление.

"Не совсем закончено", - ответил альгарвейский священник. "Мой военный атташе попросил меня спросить вас, может ли Зувайза обойтись без большого количества бегемотов и драконов, которых мы присылали вам за последние пару лет".

"Я не из тех, кто отвечает на вопросы по военным вопросам", - сказал Хаджадж, пытаясь скрыть тревогу, которую он не мог не чувствовать. "Если ваш атташе не желает сделать это сам, я подниму этот вопрос с генералом Ихшидом и передам вам его ответ". При условии, что у него не случится апоплексический удар и он не упадет с пеной на полу. "Могу я сказать ему, почему вы рассматриваете возможность отзыва этой помощи?" Вы же не можете так сердиться из-за того, что мы укрываем каунианцев… не так ли?

"Я тоже не солдат", - сказал Баластро, - "но суть этого такова: мы стремимся навязать решение в Ункерланте, и нам понадобится все, что мы сможем наскрести, когда мы это сделаем. Мы не стремимся проиграть бой, потому что мы не нанесли удар со всей нашей силой ".

"Я... понимаю", - сказал Хаджжадж, который не был полностью уверен, что понимает. "Хорошо, вы хотите, чтобы я спросил у Ихшида, или ваш атташе предпочтет сделать это напрямую?"

"Если вы будете так добры, я был бы благодарен", - ответил Баластро учтиво и мягко, как будто он никогда не называл Хаджаджа дикобразом за все его дни рождения.

"Как пожелаете, конечно", - сказал министр иностранных дел Зувейзи.

"Хорошо". Баластро тяжело поднялся на ноги, что означало, что Хаджадж тоже должен был подняться. Альгарвейец попрощался и удалился с видом человека, весьма довольного собой.

Хаджжадж был рад возможности сбросить одежду, которую он презирал. Он был гораздо менее доволен, когда позвонил Кутузу и сказал: "Не будете ли вы так любезны спросить генерала Ихшида, не доставит ли он мне удовольствие составить мне компанию на несколько минут, как только ему будет удобно?"