Прибытие поезда

– Выживет с Божьей помощью, - вздохнул отец Василий.
– Видел я раны и похуже.

– Ловко, - сказал Кэтэлин. Он сидел на краю колодца, курил и оглядывал поле боя с неподдельным восторгом.

– Что именно, разбойник?

– Дырки бинтуешь, - Кэтэлин зарядил револьвер и теперь замазывал каморы салом.
– Очень ловко для шпиона.

Стало слышно, как Иван шепчет: "помру, господи, помру, больно-то как, холодное, холодное приложите..." Священник сел подле гайдука и долго, мучительно откашливался. Утерев губы пальцами в засохшей крови, он закрыл глаза и сидел так с минуту. Брат Феодул крестил детей и молился, заикаясь.

– Сам посмотри, - сказал Кэтэлин, жуя папиросу.

– Война с турками на носу. Мускали вот-вот подойдут. А тебе за каким-то хером понадобилось к ним навстречу... Нет, Василикэ, я бы ничего не подумал. Старый, глупый поп... Но башибузуки, - он обернул голову к настоятелю и выдул дым ему в лицо.
– Я много чёртовых лет не видел здесь башибузуков. Тут я и подумал: а не по твою ли душу их принесло? Что-то вас к мускалям потянуло, батюшка? Шёл бы в город, нанял бы кучера и нынче утром был уже в Бухаресте.

– Мы идём к русским. А!
– отец Василий потрогал царапину и сморщился.
– Бог знает, как бы мы добрались до Бухареста. Это я к тому, что лучше прямой путь по степи, чем сгинуть где-нибудь в Валахии.

– Прямой путь...
– гайдук вынул из-под жилета флягу и одним глотком ополовинил. Прослезился.
– Ты ведь бывший солдат, омуле. Это совсем, совсем не похоже на то, что ты говоришь. Пофтим, - он протянул флягу священнику. Тот молча взял её и выплеснул тёмную жидкость на ладонь. Приложил к ране и зашипел.

– Я не шпион, - сказал отец Василий, отдышавшись.

– А мне кажется, ты самый настоящий мускальский шпион.

– Кажется, - настоятель поднялся и зашаркал к повозке. Положил руку на плечо Феодулу.
– Пора уходить.

На дальнем холме линза ружейного телескопа остановилась, окружив голову отца Василия нимбом радужных аберраций.

Брат Феодул сжал в кулаке крестик и поднял к лицу; в это же время отец Василий наклонился к Ивану, лежащему на коленях большеглазой. Вдалеке хрустнуло. Пуля прошла сквозь кулак Феодула, задела медное распятие и остановилась у монаха в шее, ударившись о позвонки. Брат Феодул уронил голову на грудь и лёг на редкую белёсую травку у телеги. Алые брызги, дважды выплеснувшись, опали на деревянный борт: запечатлённый пульс.

Длинная гильза покатилась с холма и упала в землю - туда, где спустя полторы сотни лет поставили придорожную лавочку с печеньем и батарейками и запретили мне рыть.

14.

Прежде, чем отец Василий выпрямился, Кэтэлин опустил ему на затылок тяжеленную ручищу, бухнул в ухо:

– Ложись!
– и придавил к земле.

Вторая пуля ушла в камень; на спину священнику посыпался мел. Кэтэлин поднял голову и встретился с огромными изумлёнными глазами, глядящими на него из телеги.

– Девка!! Гони!!
– крикнул он и на всякий случай махнул рукой, показывая, как именно следует гнать. И большеглазая поняла, перекатилась по чьим-то ногам и спинам к переду повозки, ухватила вожжи. Кони рванули так, что сидящие в повозке дети повалились друг на друга.

– Оставь его, курвэ, после отпоёшь!
– Кэтэлин вцепился настоятелю в ногу. Отец Василий распластался на песке, так и не дотянувшись до мёртвого Феодула.
– А хотя... тащи, - они ухватили тело монаха за ноги и поползли между камнями. Выстрелов больше не было, но Кэтэлин знал, чувствовал звериным нюхом, что невидимый стрелок всё ещё сидит где-то над ними. Слишком уж удобно было зажать их в этой лощине, под жёлтыми и белыми холмами, кровоточащими глиной и заросшими колючим бурьяном.

...Кроме крестика и гильзы мы нашли множество костей - исключительно коровьих и лошадиных. К середине следующего дня нераскопанных мест не осталось. Под бодрое рычание The Soul of a Man Уэйтса мы свернули лагерь и отправились маршрутом монастырского обоза - на северо-восток, рыть в других местах. Но вместо поисков я застрял в архивах профессора Грегора - бывают странные сближения - Хайдуческу. Во-первых, оказалось, в последнем десятилетии 19-го века была случайно разрыта могила (как случайно? Что там искали?) монаха. Это породило местную легенду о проклятии, постигшем семью осквернителей. А во-вторых, была официально расследуемая полицией в 1877-м году резня в селе Трей Плопь.

I want somebody to tell me//Tell me what is the soul of a man!

Они подобрались к открытому участку. Кэтэлин, не слушая протесты отца Василия, сгрёб в охапку мягкое тело Феодула и толкнул его вперёд. Труп выкатился из-за камней и тут же содрогнулся от попадания. Тогда Кэтэлин, подняв револьвер, начал палить во все стороны.

– Ты что?!
– отец Василий перехватил его руку. Кэтэлин выстрелил прямо перед лицом настоятеля; тот едва не ослеп. "Бежим!" - крикнул гайдук; и они побежали, укрытые дымом, и упали в пыль под отвесным склоном, где их не могли достать.

– Анафура, папучий щи бурикул майкуций луй... анафура... Слышал выстрел?

– Хочешь оставить здесь Феодула?

– Ты - слышал - выстрел?

Отец Василий кивнул.

– Откуда? А, тьфу, болгарин... Я тоже нет, - хмуро сказал Кэтэлин, оглядываясь.
– Не с неба же он нас высмотрел, а, батюшка, - гайдук громко свистнул, и на звук пришёл конь. Ни оружие, ни золото с седла не исчезли.

– Расскажи ещё, что ты не шпион, - Кэтэлин подсадил отца Василия перед собой.
– Вот теперь молись, Василикэ, - сказал он. И они понеслись прочь от холмов. Брата Феодула позже нашли пастухи, и дьякон из ближнего села похоронил его на следующий вечер.

15.

– Ты бы имел хоть немного разумения, батюшка, понял бы, что конь бывает обученный и необученный.

Ехали двое в одном седле. Степь темнела вокруг них, наливаясь вечерней синевою.

– Мой обученный, как собака. И двужильный, к твоему счастью. А твой сейчас везёт эту сволочь по нашим следам и не чешется.

– А имя у него есть?

– Чего?

– Я говорю, у твоего коня есть какое-нибудь прозвище?

– Ты дурак что ли, батюшка?
– удивился Кэтэлин.
– Какое прозвище может быть у коня?

– Ну, человеческие имена давать животному грех. А вот был на свете греческий князь, у того коня звали... не вспомнить... Бунцефалом.

Гайдук, перехватив повод одной рукой, почесал потный подбородок. Его щёки, скулы и шея покрылись пучками серой щетины, ярко видимой на красной пористой коже.

– То, что ты мускальский шпион, не значит... Не такой ты барин, чтобы назвать коня Алексей Иванович, - (отец Василий повторил про себя эти слова и решил над частью из них даже не пытаться думать. Бог весть, какую историю мог бы рассказать Кэтэлин к этой своей реплике.)