Привет, заяц

Разрешения спрашивать? Вот ещё.

— Курить пойдёшь? — он достал из кармана пачку сигарет и кивнул в сторону балкона.

— В смысле, рядом с тобой стоять, пока ты куришь? — я уточнил. — Я же не буду курить.

— А я тебе и не дам, — он потрепал меня по голове и зажал между губ папироску. — Маленький ещё, чтоб курить. Пойдёшь, нет?

— Пойду, пойду.

— Пошли.

Я накинул свитер и вышел вместе с ним на балкон.

Освежающий трескучий мороз. Витька высунулся в окно, закурил, локти в стороны растопырил и стал смотреть вдаль. Дым выдыхал. Сплёвывал. На меня иногда глядел. Мышцы на шее отчётливо перекатывались, кожа покрывалась мурашками, вены взбухали и будто пульсировали с каждым его движением.

Хотелось на всё это насмотреться, а не получалось. В памяти надо бы сохранить, поглубже в душе где-нибудь, чтобы потом в трудные минуты доставать эти картинки и упиваться ими до беспамятства.

— Ты в этом дворе, получается, вырос? — спросил Витька и обвёл взглядом пустырь у нас под окном.

— Да, здесь, — я ответил. — Всю жизнь прожил.

— И как? Нравится? — он встряхнул пепел и хитро заулыбался. — Или в Америке всё-таки лучше было?

— Ну чего уж ты, хрен с пальцем сравниваешь? Это дом, он всегда домом будет. Америка – это Америка, там по-своему хорошо. Нашёл тоже, с чем сравнить.

Никогда не видел, чтоб так красиво курили. Взгляд примёрз к его камуфляжному образу с сигаретой, зажатой между пальцами. На месте совсем не сиделось, руки не давали покоя. А вдруг кто в девятиэтажке напротив увидит? Да и плевать. Пускай.

Я подошёл к Витьке и аккуратно его обнял, головой приложился к его широкой спине. Грудь его обхватил, чуть ногтями ему в кожу не впился сквозь ткань его зелёной футболки. Сердце заколотилось. Моё и его.

Оба сразу. Вместе.

На миг стало грустно от глупой мысли, что моё сердце от его будет хотя бы на один удар отставать. Свой мотор под его хотелось настроить.

Как это? Глупости какие.

— Прямо примёрз ко мне, — пошутил Витька и швырнул в окошко бычок. — Соседи увидят, чего скажут?

— Не увидят, — я пробубнил еле слышно прямо в его футболку. — Какой дурак будет зимой в минус десять на балконе курить?

— Я же вышел.

— Ну вот. Значит, дурак.

— Да? — он прижал меня к себе поплотнее. — А чего ты в дурака так вцепился тогда? Ещё и на морозе.

— Сам вот не знаю.

Он похлопал меня по плечу и сказал:

— Чего там всё бубнишь, а, Тём? Не слышу ни хрена, вылезай давай. Зарылся, как суслик.

Я отлип от него и сделал шаг в сторону. Стал смущённо смотреть в пол и по-глупому улыбаться. Как будто чего-то плохое сделал.

— Ещё постоим? — я спросил его. — Или замёрз?

— Да вот думаю, ещё одну выкурить или нет, — он задумчиво ответил и почесал подбородок.

На руке сверкнуло кольцо. Серебряное, толстое, по виду будто даже массивное. Всё исписано объёмными гравировками, с крестиком посередине. Раньше как-то внимания на это не обращал.

— А ты всегда кольцо это носил? — я спросил Витьку и схватил его за руку, стал пальцами перебирать его палец с кольцом. — Я вот только что у тебя увидел.

— Здрасьте, приехали, — сказал он. — Сто лет его уже не снимаю. Мамин подарок.

— Классное какое. Это ведь печатка? Так называется?

— Печатка, да.

— Я вот никогда православную всю эту мишуру не носил.

— Так, — Витька строго на меня посмотрел. — По краю ходишь, Тём. Слова аккуратнее подбирай.

— Извини… — я стыдливо опустил голову. — Я как-то не подумал. Извини, правда. Мама же подарила.

— Ладно, пошли в дом. Дуреешь уже на морозе.

***

Мы лежали с ним на пушистом бежевом ковре в маминой комнате и смотрели в полоток, как в звёздное небо. Витина макушка касалась моей головы. Приятно, тепло и щекотно. Будто не на полу в старой хрущёвке лежим, а нежимся летом в деревне на зелёном пышном лугу.

Он погладил меня по волосам и тихо сказал:

— Весь такой кудрявый. Пушистый. Как барашек прям. Бе-е-е. Бе-е-е.

— Ну Вить, — я чуть треснул его по руке. — Какой я тебе барашек?

— Да шучу, шучу, господи, лежишь тут, ворчишь. Не барашек.

— А кто?

— Сам ведь знаешь кто. Зачем спрашиваешь?

И замолчали с ним. Дальше лежали и нежились на холодном полу. В тишине, в тихом вое зимнего ветра за пластиковым окном.

— Делать-то чего будем, а? — Витька беспомощно выдохнул и сложил руки под голову.

— Я тебя всё спросить хотел, — я сказал ему неуверенно. — Как ты смотришь на то, чтобы с моей мамой познакомиться?

Он вдруг как вскочил, как навис надо мной, как посмотрел на меня с яркой улыбкой. Всё глядел на меня и глядел, дышал тонким ароматом сигаретного дыма, весь переполнялся мальчишеским глупым задором. Потешный такой.