Привет, заяц
Шрифт:
Я увёл мечтательный взгляд в сторону, посмотрел на затянутое инеем окно и так пафосно вздохнул и произнёс:
— И там, и здесь. Везде по-своему хорошо.
Мы с ним притащили из сеней замотанные скотчем коробки, набитые VHS кассетами, мама их сюда свезла давным-давно, когда мы переезжали в новую квартиру. Поставили эти коробки на скрипучую перину, разорвали изъеденный временем скотч и зарылись в нашем плёночном раю, вдохнули этот терпкий запах пыли и разлагающегося картона.
Витька гремел пластиком, разглядывал кассеты, изучал пёстрые обложки и спросил
— И чего, такой прям плохой был у тебя год по обмену?
Я отложил парочку кассет без коробок в сторонку и сказал:
— Да нет. Нормально всё было. Просто грустно очень, особенно под Новый год.
— А с Марком у тебя как отношения были? Ты просто особо никогда не рассказывал.
— Да он нормальный мужик. А чего, ему семьдесят лет, живёт у себя в деревне, рядом Лэйквью, пять тысяч человек, вокруг сосны, природа. Чего не жить-то? Ходит себе в церковь. Студентов по обмену принимает. Весь такой правильный он был, конечно.
— В каком плане?
Я тяжело вздохнул и ответил:
— Да дед меня попросил купить настоящие американские Мальборо и привезти ему. Хоть я и говорил, что вряд ли они чем-то отличаются, это ведь как везти американский Биг Мак в Россию. Ну, типа, а в чём смысл? Одно и то же.
И Витька вдруг мечтательно замычал:
— Блин, так-то он это хорошо придумал. Я бы сейчас американские-то попробовал.
— Так ничего деду и не привёз. Мне Марк сказал: «Прости, Артём, но я не хочу быть виновным в смерти твоего дедушки от рака лёгких, у меня курила мама и от этого умерла, поэтому нет, извини. Пусть купит кто-нибудь ещё, я не могу брать на себя такую ответственность».
Витька прыснул смехом и сказал:
— Ты посмотри, какой клоун, а. И что в итоге с сигаретами?
— Да ничего. Так и не купил, а кого-то другого я просить не стал. Нафиг ещё связываться. Он просто весь такой слащаво-правильный, что ли, такой весь святоша, меня прям наизнанку выворачивало, хоть я и нормально к нему всегда относился. Он мне был, знаешь, как… Дядя Бэн. Как Оби-Ван Кеноби. У меня же отца-то нормального никогда не было. Ты понимаешь, да?
Он пожал плечами и сказал:
— Наверно.
— У него семья владела какой-то очень крупной продуктовой компанией, родители были самыми настоящими миллионерами. Потом у них там что-то случилось, пришлось всё это распродать и отдать за долги. Поэтому он сейчас живёт совершенно обычной жизнью в калифорнийском захолустье.
Витька ухмыльнулся:
— Мгм, всем бы так жить.
— Он мне рассказывал, что у него в молодости были и секс, и наркотики, и рок-н-ролл.
— А то я не догадался. Такие обычно громче всех о праведности затирают.
—
Он мне однажды показывал свои детские фотографии и, прикинь, он на одной сидит рядом с актёром Марлоном Брандо из «Крёстного отца».— Гонишь?
— Не-а. Он к ним как-то посреди рабочей недели зашёл в гости. Проведать своего старого друга-миллионера. Марк, кстати, сказал, что Марлон ему не очень понравился, сказал, что он был какой-то грубоватый, несговорчивый.
— Блин. Меня от Дона Корлеоне отделяют два рукопожатия. С Тони Монтаной было бы круче, конечно.
— Мне почему-то кажется, что с Аль Пачино его отец точно разок в жизни виделся. На каких-нибудь тусовках. Фиг его знает.
И тут он как раз достал из коробки кассету «Лицо со шрамом» с надорванным верхним уголком, такая она была вся затёртая, засмотренная до дыр и изъеденная беспощадным временем. Витя с кассетой в руках глянул на меня, поиграл бровями, будто предлагал мне посмотреть с ним этот фильм, я выхватил её у него из рук и отложил в сторонку, не хотел, чтобы сегодня хоть что-то напоминало мне о той грустной американской зиме.
Витька вдруг так обрадовался, вцепился в кассету с мультяшным рыжим зверьком на обложке, весь прямо светился от счастья.
— Ух, блин! «Чокнутый»!
И как запел заглавную песню из этого мультика дурацким мультяшным голосом:
— Жил на белом свете в нарисованной стране зверь-чародей, полный идей, не чета тебе и мне! Ты мой зверь-чародей, да?
Потрепал меня по голове, а сам въелся глазами в эту кассету и мечтательно произнёс:
— Да, помню, каждый день смотрел. Блин, вот ты на кого похож, точно! На Чокнутого.
И я не упустил возможности опять блеснуть своими бесполезными знаниями:
— Знаешь, кстати, что этот мультик изначально планировали сделать по мотивам «Кто подставил кролика Роджера»?
— Как это?
— Ну сам посмотри. Тоже ушастый зверь, коп-детектив, мультяшки и их город. Лос-Анджелес.
— Блин, точно.
— И тебе он в детстве нравился?
— Да. Очень. Каждый день смотрел.
— А Кролик Роджер не нравился?
— Ну так. Не очень.
— Какой ты странный.
И хоть мы с ним отвлеклись ненадолго этими кассетами, голова моя была забита мыслями о моём годе по обмену. Я любил иногда вот так повспоминать Лэйквью с теплом и добротой, этот маленький, уютный, как бы сказали русские классики, уездный городок в Северной Калифорнии, в часе езды от Сакраменто, крохотное, затерянное среди гигантских секвой местечко, столица золотых холмов на сотни миль вокруг, прибежище ещё не выветрившегося духа Дикого Запада, с салунами и вереницами грязных баров вдоль центральной улицы.