Привет, заяц

— Не пил он сегодня ничего. В городе он их забыл, у тёти Вали.

Тётя Наташа раздражённо плюнула, хлопнула рукой по столу и проворчала:

— Да, пускай не пьёт, сдохнет от инсульта, мне хоть спокойней будет.

Мама как-то рассказала о моей врождённой проблеме со здоровьем и вечном освобождении от физкультуры на семейном застолье, а дядя Вова рассмеялся и своим рычащим медвежьим голосом начал возмущаться:

— Да чего ты над ним трясёшься, пусть бегает, прыгает, спортом занимается, всё пройдёт, вон он какой здоровый у тебя!

Эти его слова, может, и звучали бы, как поддержка и попытка поднять мой боевой дух, да вот только дядя Вова постоянно смеялся над людьми, которые страдали от каких-то своих недугов, мол, приложил подорожник и всё пройдёт, нечего тут ныть.

И всё это продолжалось ровно до тех пор, пока пару лет назад ему вдруг не понадобилась мамина помощь. Стало ему худо с сердцем, пришло время менять клапан. Ну ещё бы, столько бухать всю жизнь и весить под двести килограмм! И стал он просить мою маму посодействовать в том, чтобы его положили в хорошую частную клинику через её старые знакомства, которые у неё остались ещё с медицинского колледжа. Она, конечно, ему помогла, операцию сделали, дядя Вова снова здоровый, бегал, радовался жизни. А я, помню, тогда разозлился на маму и устроил ей самую настоящую сцену.

— Зачем ты вообще этому борову помогла? — я заорал на неё. — Забыла, как он надо мной в детстве смеялся, как говорил: «приложи подорожник, и всё пройдёт»?

— Артём, он мой брат!

— Да что ты говоришь? Дай я позвоню ему!

— Зачем?

— А спрошу его! Спрошу, «дядя Вова, а чего это вы разнылись, а что у вас такое случилось? Да полежите дома, попейте водички, всё пройдёт, с потом выйдет! Щас я Вам подорожник привезу, лежите!» Так ему и скажу!

Конечно, она всё сделала правильно, помогла брату, это я тогда просто был весь на эмоциях и не мог забыть свои детские обиды и простить его человеческую тупость. Всю свою жизнь дядя Вова не знал проблем со здоровьем, с таким пренебрежением относился к недугам других, а как только сам захворал, так стал плакаться громче всех.

Я вдруг опомнился, очнулся от этих своих мыслей и воспоминаний и увидел, как Антоха и Витька сидели за столом и соревновались между собой в армрестлинге. Оба покраснели, как раки, видно было, что силы почти что одинаковые. У Витьки на лбу вздыбились вены, его бицепс налился и напоминал самый настоящий камень. Антон стиснул зубы, стал вдруг дёргать ногой. И тут вдруг Витька как хлопнул его рукой об стол и одержал победу. И на лице у меня появилась улыбка. Так его, этого Антона, будет знать.

В кухню опять вошёл дядя Вова с мясом на шампурах и зарычал:

— Будете мне помогать-то или нет? Витёк, шашлык жарить умеешь, что ли?

— Умею, — отозвался Витька.

— Пошли во двор, Антоха, давай тоже с нами.

И все трое убежали на улицу, а я остался сидеть на кухне совсем один с тётей Наташей, она всё пыхтела возле плиты и раскатывала тесто. Так и знал, что, когда сюда приеду, родственники уведут у меня Витьку, он ведь так им подходил, так гармонично вписывался в мою семью, словно и был тем самым Артёмом, которого им так не хватало, который должен был быть вместо меня. И не сказать, что я обижался на него из-за этого, конечно, нет, его вины в том, что он такой весь классный и всем нравился, никакой не было. В конце концов, он полюбился и мне за те же самые вещи, которыми так покорил моих родственников.

Я искренне радовался за него, но в одиночестве как-то загрустил, достал старенькую PSP с разбитым экраном и стал играть прямо посреди кухни.

Тётя Наташа всё косилась на меня, смотрела, как я, весь такой несчастный, не знал, чем себя занять, и сказала:

— Артёмка, выйди хоть во двор, что ли, к остальным, чего дома-то сидеть? Ты же на воздух сюда приехал, иди дыши.

Я нехотя нацепил куртку и вышел во двор. На улице уже вовсю пахло костром, рядом с домом Витька, Антон и дядя Вова жарили шашлыки, что-то так увлечённо обсуждали, спорили. Я выдохнул изо рта густой пар и посмотрел наверх.

Уже начинало темнеть. Белёсая снежная туча, гигантская, размером с небо, затянула весь горизонт, и последний свет розовой вечерней зари постепенно накрывало тёмной пеленою вечернего неба. Со свирепой яростью вдруг истошно завыла метель, ребята прикрыли мангал, чтобы огонь совсем не погас. Ледяной пустынный ветер разыгрался не на шутку и гонял по двору россыпь сверкающей снежной пыли. Всё окутал белый мрак, такой тугой и непроницаемый, в этой метели всё превратилось в пучину кипящего снежного праха, который ослеплял, перехватывал дыханье, ревел, свистел, истошно стонал, обвивался вокруг нашего дома снежной змеёй и душил всё, что попадалось на пути.

А я стоял на крыльце и смотрел, как Витька занятно проводил время с моей роднёй, и на душе мне было одновременно и радостно за него, и в то же время так тоскливо, ведь я думал, что мы с ним будем тут веселиться вместе.

Мы с ним на секунду встретились взглядами, он подошёл ко мне и так тихо спросил:

— Тём, чего ты?

Я пожал плечами и свесил нос.

А он опять мне сказал:

— Да ладно, ты не грусти, вечером с тобой в баню сходим, ладно?

А я что? Я-то не против. Только за.

— Ладно? — он ещё раз спросил меня.

— Ладно, — ответил я.

Он подмигнул мне и вернулся к Антону с дядей Вовой, оставил меня на крыльце одного в этом ледяном буране посреди холодного и колючего непонимания моей же собственной родни.

— Я к Федоту ещё за розжигом схожу, — объявил дядя Вова и двинулся в сторону калитки. — За огнём только следите!

И ушёл, оставил нас во дворе втроём. Антоха с Витькой сели на обледенелое крылечко и дружно закурили, выдували в разные стороны эти едкие дымные облачка.

— Там мясо-то какое? — спросил Витька. — Свинина?

— Баранина, вроде, — ответил Антон.

— Мне курица больше нравится.

Антон махнул рукой:

— Да ну. Самый дешёвый шашлык.

— Зато вкусный, — негромко сказал я, надеясь, что он меня не заметит.

А он спросил меня:

— Чё, Тёмыч, в следующем году всё, выпускной, да?

— Нет. Я в десятом классе ещё.

<