Родные дети

— Мама, вы с ума сошли, — перепуганно шептала дочка. — Нас могут услышать.

— Что им говорить, старикам, — подошел к ним мужчина в потертом демисезонном пальто. — Они, как дети, всегда выражают мысли всей семьи.

— Что вы, что вы! — совсем испугалась дочка. — Она ничего такого не сказала, вы ведь слышали, правда? — обратилась она к Лине. — Моя мама только вспомнила моего мужа и своего сына, которые погибли. Естественно, что она очень переживает.

Не хватало еще, чтобы Лину привлекли как свидетеля!

Но, наверное, это был не профессионал, а добровольный шпион — он решил, что тут не стоит заводить дело. Незаметно Лина отошла от них. Тревога в этот раз быстро закончилась, и Лина почто бегом продолжала свой путь.

— Куда торопится такая хорошенькая фрейлейн одна? — вдруг услышала она пьяный голос.

Возле бара шаталось двое подвыпивших молодчиков, один пытался схватить ее за руку, но она юркнула за угол и помчалась что было духу. Наконец — нужная ей улица. Подъезд. Фонари. Аптека. Так-так — первый, второй, третий этаж. Ой, там темно. Нет, нет, она ошиблась. Это не то окно. Там светится! Быстрее по лестнице. Раз, два. За дверью шаги и голоса. А вдруг откроет не Отто? Лина испугалась. А что, если она его не узнает, ведь видела она его только мельком. Лина услышала — какой-то мужской голос говорит: «Не беспокойтесь, фрау Амалия. Это ко мне. Я сам открою двери».

И двери открывает Отто, а из угла с интересом посматривает женщина. Он немного удивился, увидев Лину, наверное, он ждал не ее.

— Я от вашей сестры! — бормочет Лина.

— Идемте, идемте. — Отто почти с нежностью берет ее под руку, заглядывает в глаза. — Я давно вас жду.

— Понятно, понятно, от какой сестры, — со злостью шепчет чей-то женский голос.

Они заходят в комнату, скромную комнату студента или рабочего, и от наигранной нежности Отто не остается и следа.

— Вы от фрау Элли? — спрашивает он.

— Да. Завтра вечером машина скорой помощи.

— Завтра вечером? Как хорошо!

— Я могу идти? — спрашивает Лина.

— Посидите минут десять для приличия. Очень уж любопытны мои соседки.

Он не знал, о чем говорить.

«Он, наверное, и не знает, откуда я», — подумала Лина. Ей казалось — стоит на нее посмотреть — и сразу же будет видно, что она советская девушка. Но Отто ничем так и не показал, знает ли он или нет, кто она.

— Тревога вас застала в дороге? — спросил он.

— Да, возле кино. Я пережидала.

— Вы боитесь?

— Что вы? — искренне удивилась Лина и смутилась. — Нет, я совсем не боюсь. — У нее даже чуть не вырвалось: «Разве можно бояться тревоги, если это летят наши, наши родные самолеты?» Но она сдержалась и лишь улыбнулась своим мыслям.

— Так вы такая смелая?

— Я обыкновенная, — сказала Лина и тихо добавила: — Нет, я гораздо хуже, чем обыкновенная. Я была не очень решительной и настойчивой. — Это она сказала, вспомнив свою жизнь с матерью. А теперь, когда у нее связаны руки и ноги, она чувствует в себе столько силы, решительности, смелости!

— Я уже пойду, — промолвила она.

— Может быть, когда-нибудь в другой раз мы поговорим с вами, — сказал Отто. — Ведь в жизни возможен такой случай.

— Возможен, — улыбнулась Лина.

За дверью своей комнаты он опять разыграл влюбленного юношу и, почти обнимая, довел Лину до лестницы.

— До завтра, моя дорогая! — сказал он и поцеловал ей руку. Он видел — из соседних дверей за ними следили любопытные глаза старых сплетниц.

День начался обыкновенно. Завтрак фрау Элли. Завтрак герру доктору. Ирмочке. Уборка комнат. Приготовление обеда. Вначале взвесить все продукты на весах. Соль, муку, сахар — на маленьких, почти что аптекарских. Картошку — на больших. Фрау Элли пришла немного раньше. Очень неспокойная, встревоженная.

— Лина, положи Ирмочку спать пораньше. Иди посиди со мной.

— Что случилось, фрау Элли? — спросила Лина. — Может быть, вы мне скажете?

— Да, да, я скажу. Чтобы ты знала. Чтобы ты не всех нас ненавидела. Ведь не все гитлеровцы. Не все наци. Есть еще бедный обманутый народ. И есть, я знаю, есть у нас непокоренные, честные люди, с настоящими человеческими чувствами. Только люди эти разбросаны, не связаны между собой. Не думай, нам очень тяжело. Ведь все народы смотрят на немцев, как на палачей. И забывают, что и среди них люди страдают и готовы к борьбе. Слушай, детка, сегодня готовится побег нескольких коммунистов-политзаключенных из концлагеря. Их должны были вывезти и уничтожить. Муж узнал об этом и сообщил товарищам. Ты думаешь, Карлу легко работать в концлагере? Видеть весь этот ужас, а помочь он может минимально... Если бы удался побег... Этих людей, старых коммунистов, знают рабочие... Несколько лет они мучаются в ужасных условиях... План, правда, очень смелый, но, может, повезет...

— Если бы повезло! — прошептала Лина.

Так вот зачем она бегала к Отто! Вот для чего дежурила с Ирмочкой возле крыльца.

— Это очень страшно, — совсем тихо сказала фрау Элли. — И Ирмочка еще такая маленькая. Но я не могла перечить Карлу. Я должна была ему помогать.

Это в самом деле было очень страшно.

Лина позднее так и не узнала, как было все спланировано. Она только догадывалась, что пленных должны были вывезти на машине скорой помощи, и в этом помогал доктор. А что должен был делать Отто?

Доктора она больше никогда не видела. А Отто лишь на миг. Ни вечером, ни ночью доктор не пришел. Утром фрау Элли пошла на работу бледная, как смерть. Но она постаралась как можно спокойнее сказать:

— Он должен был вернуться сегодня. Пусть он позвонит мне в школу, как только вернется, или ты позвони... если что-нибудь случится. — Она, словно прощаясь, поцеловала бубхен и Лину.

Только она ушла, пришли трое, те самые мужчины, которые приходили в день рождения Лины. Они начали расспрашивать Лину, где доктор, кто у него бывал и не видела ли она молодого человека в военной форме.

На все Лина отвечала:

— Я не понимаю... Я ничего не понимаю... — И добавляла по-немецки: — Сегодня неприемный день.

— Она врет... Сегодня приемный день.

Они сели в передней. Сидели, курили, ругались. Из их разговора Лина поняла, что побег удался, но что ловят шофера, который их вез. Они очень ругали доктора, и было ясно, что герр Карл уже у них в руках.

Лина ходила с Ирмой на руках. Как сообщить фрау Элли, чтобы хоть она не возвращалась домой?..

Уже темнело, и вдруг Лина увидела, что к дому направляется Отто! Он шел как-то нетвердо, словно тяжелобольной. Как глупо! Зачем он идет к нам! Он же не знает, что доктора взяли. Он сам идет прямо в руки гестаповцев. Как обратить его внимание, пусть бы он посмотрел в окно! Что делать?

Она вдруг открыла форточку, закричала по-немецки и замахала рукой:

— Приема нет!

Тотчас же все трое из прихожей оказались в комнате.

— Что ты кричала, проклятая девчонка? — один из них больно схватил ее за плечо.

— Приема сегодня нет... Приема сегодня нет... Я больше ничего не понимаю. Фрау и герр доктор велели всем говорить: приема сегодня нет! Пустите меня! Пустите меня! — кричала Лина.

Успел ли Отто спрятаться? Или сейчас прозвенит звонок и его тоже схватят? Ирма плакала, и ее грубо кинули на диван, где она стала заливаться еще громче.