Служу России!

— Вы машете шпагой, словно медведь схватил бревно. Вы же, русские, почитаете медведя? Но фехтование — это не с бревном, это с тростиночкой, с изяществом! — отчитывал меня сеньор Франческо Манчини. — Движение — основа всего. Вы же камень, булыжник неповоротливый.

Я спокойно принимал все колкости, больше схожие на оскорбления, прекрасно понимая, что в ряде случаев без подобного крайне сложно обойтись. Тем более, если мастеру фехтования на самом деле попался такой, казалось бы, труднообучаемый ученик.

Действительно, по сравнению с тем, как изящно умеет танцевать со шпагой в руках, даже с боевой, тяжёлой, Манчини, я больше похож на медведя с оглоблей. А вот итальянец у меня ассоциируется с прыгающим зайцем. Правда, таким, ушастым и злым, способным тактикой тысячи порезов завалить даже крупного хозяина леса.

Третий день кряду я только и делаю, что тренируюсь, причём, не только в фехтовании. Приходится ещё и танцы разучивать. Не за горами бал, и я ещё несколько дней назад мог бы изрядно смутиться, если бы какая-нибудь дама в череде своих приглашений на танец записала меня на менуэт. Ещё гляди, произошёл бы какой-нибудь неприличный конфуз с менуэтом.

— Господин Норов, но минует — это танец, — сказала бы мне дама.

— Ты давай, милая, не отвлекайся, — потребовал бы я у нее, осматриваясь, чтобы к занятым нами кустам никто не подошёл.

Теперь я, по крайней мере, отличаю менуэт от польского танца, он же полонез. Не могу сказать, что эта наука такая уж и лёгкая. И лучше бы в это время был распространён вальс. Вот его когда-то моя жена заставила разучить.

Манчини с видом превосходства ходил вокруг меня со шпагой, положенной на плечо. Позер, ничего не скажешь. И будь он хоть чуть менее профессиональным, приказал бы солдатам дать плетей макароннику, да в шею гнать. Но он Мастер!

— Атакуйте меня! — потребовал итальянец.

Я сделал ложный замах, показывая, что буду проводить атаку в голову. Однако Манчини ушёл чуть в сторону и попытался нанести мне учебной шпагой удар в корпус. Но и у меня сработали рефлексы: я крутанулся на правой ноге, становясь боком к своему сопернику, и шпага итальянца прошла мимо, предоставляя мне выбор, куда наносить следующий удар. Франческо Манчини оказался уязвимым для моей следующей атаки.

Наставник лихо ушел с траектории моего удара, сам показал открытое мой бок, болезненно ударив туда учебной шпагой. Опять же он победил.

— Я определённо не могу понять. В своей практике ещё такого не встречал. Вы быстры. Но что ещё важнее, мгновенно принимаете решение, будто бы навыки у вас отточены до совершенства. Но вы нисколько не фехтовальщик, — невероятно ловко уйдя от моей очередной атаки в сторону, пристально посмотрел на меня итальянец и стал размышлять.

Вот и пригодилось моё знание испанского языка. Именно оно позволило нам полноценно общаться между собой. Манчини не знал немецкого, уж тем более английского. Моё же владение французским языком или голландским пока что оставляет желать лучшего. Но оба мы знаем испанский.

Франческо Манчини, как мне показалось, даже проникся ко мне каким-то уважением ещё до того, как мы стали с ним изучать главные стойки и правила фехтования шпагой. Думаю, что среди русских людей вряд ли найдётся больше пяти человек, которые будут знать испанский язык. А фехтование многие до сих пор связывают с испанской дестрезой, немецкая школа более грубая. Наверное, она бы мне больше подошла.

— Перерыв. Попьём воды! — объявил мой наставник.

Удивительным образом в Петербурге установилась жаркая погода. Уже два дня не то, что не было дождя, но и облака оказывались очень редкими гостями на небосклоне. Заниматься физическими упражнениями под открытым небом было ещё тем испытанием.

Локация, в которой проходили наши тренировки, могла бы кому-то дать повод для размышления о моей устойчивой психике. Мы тренировались у того дома, где был убит Иоганн Лесток. Но я не специально.

Я арендовал квартиру, которую занимал ранее француз. Мало того, так и вторую половину дома также на две недели выкупил. И причин тому было две. Во-первых, это было действительно достойное жилище, неподалёку от нужных мне в Петербурге объектов. Причём стоимость проживания, особенно на две недели, мне показалась не слишком высокой. Удивительно, что эту квартиру медик именно снимал. Я думал, что она его собственность.

Во-вторых, я это точно знал, Тайная канцелярия не проводила никаких обысков в жилище убитого французского шпиона. И я надеялся на то, что мне удастся вскрыть какой-нибудь тайник. Ну не могло не быть тайника. И почему Ушаков не стал обыскивать дом?.. Может это было нельзя сделать из-за того, что квартира не принадлежала Лестоку? Может медик так же рассчитывал на это, что его не будут без особой нужды тревожить, если он станет проживать в чужом доме?

И оказался прав насчет тайника…

— Господа, смею спросить, долго ли вы ещё собираетесь отдаваться благородному искусству фехтования? — спросил мой учитель танцев Франсуа Ленье, который уже как минут десять наблюдал за нашим занятием.

Как, впрочем еще несколько зевак. И это несмотря на то, что только с одной стороны и можно было подступиться к тому пространству, где мы тренировались.

— Я должен отработать ещё полчаса! — грубо ответил Франческо. — Я свои деньги отрабатываю сполна!

Он наверняка не понял, что именно спрашивал танцор, но крайне негативно отреагировал на появление слащавого, относительно молодого француза.

— Он выглядит как женщина! — на испанском языке сказал мне наставник по фехтованию.

Я не стал реагировать. Да и вправду, Ленье даже пудрил своё лицо и рисовал на щеках румянец. У меня у самого это вызывало отвращение. Если бы не частые разговоры француза о женщинах, причём, при таких разговорах он облизывался, будто мартовский кот в брачный период, то я мог бы подумать что…

И, признаться, этих чертей, которые напролом прут против законов природы, предпочитая преступные однополые связи, я в этом времени не встречал. Впрочем, и в будущем не сказать, что я был знаком со множеством существ, заражённых этой болезнью. Но тогда казалось, что они повсеместно.

— Последний урок на сегодня, — становясь посередине двора, то и дело посматривая с брезгливостью в сторону мастера танцев, объявил Франческо Манчини. — Сражайтесь со мной, как будто от этого зависит ваша жизнь. Забудьте о правилах и любезностях.

Вот что мне понравилось в одном из самых высокооплачиваемых учителей фехтования в Петербурге, что он не только танцует, а, действительно, пытается дать науку выживания во время поединка.

Мы стали в стойку. Для баланса я вытянул левую руку в сторону, достаточно низко присел. Это мне нужно было делать обязательно, если противник, как итальянец, невысокого роста.