Стигма

Он едва успел договорить. Парню со шрамом удалось вырваться из клещей Сергея, он вскочил и бросился на Андраса, как разъяренный зверь. Схватил его за плечи и с такой силой впечатал спиной в стену, что все постеры закачались, а я, вдохнув, забыла сделать выдох.

Охранник зажал Андрасу руки, собрал пальцы в кулак – и градом посыпались удары. Я подумала, что Андрас от них как-нибудь увернется, но нет: неумолимый, меткий железный кулак раз за разом попадал в челюсть.

Я вздрогнула и зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса.

Из рассеченной губы Андраса на разбитый постер брызнула кровь. Волосы упали ему на лицо, под ботинками заскрипели осколки. Воздух, казалось, все еще резонировал от последнего удара.

Я смотрела на него вытаращенными глазами, бледная и оцепеневшая от страха.

Какого черта он не уворачивался?

Андрас глубоко вздохнул, как будто чувствуя, как по телу волнами расходится боль. Закрыл глаза.

«Интересно, что этот бедолага теперь будет делать?» – подумала я и в следующую же минуту получила ответ.

Андрас расслабил мышцы, весь как будто обмяк. Воздух входил в его легкие с утробным шумом. Казалось, каждая клеточка его тела пульсировала от боли, каждая косточка вибрировала от полученных ударов.

Он открыл глаза, и в них я увидела лихорадочный блеск, какой бывает при сильном нервном возбуждении, и раскаленную ярость, которая, как будто вобрав в себя боль, подарила ему болезненное облегчение, вызвала выброс безумия прямо в вены.

Впервые в жизни я испугалась кого-то по-настоящему. Я не хотела на это смотреть. Это было выше моих сил. Я зажмурилась и могла только слышать звуки ярости, исторгаемые из глубин чужой души. Наружу наконец-то вырвался монстр, который жил в его глазах, зверь, который закатывал зрачки, когда смеялся и входил в раж.

Я слышала его дыхание, сердцебиение, слышала, как щелкают хрящи охранника под давлением его пальцев; глухие хрипы, придушенные стоны застревали в моей голове. Я чувствовала яростную силу нападавшего, его неистовство, дикую ожесточенность его ударов, слепое безумие – от них у меня в жилах стыла кровь.

Когда все закончилось, Арчера с его человеком выволокли на улицу. Из-за стойки я не видела Зору, не могла посмотреть, с каким выражением она все это время хранила молчание. Я подождала, когда коридор опустеет и только тогда выбралась из укрытия.

На ватных ногах я доплелась до тяжелой темной двери, толкнула ее и оказалась в зале. Пошевелила пальцами, стараясь унять дрожь в руках, и поморгала, чтобы смахнуть с глаз испуг: не хотелось, чтобы кто-то догадался, где я была и что видела. Унять нервную одышку, однако, не получалось.

– Мирея?

Я вздрогнула и обернулась.

– Все в порядке? – спросила Камилла.

Не без усилия я кивнула, потом улизнула в сторонку и сделала дыхательное упражнение. Сердце забилось чуточку ровнее, и я смогла нормально дышать. Когда пульсация в груди поутихла, я подошла к бару, где обнаружила Джеймса, который, прищурив один глаз, проверял срок годности на этикетке бутылки.

– Чем занимаешься? Чего глаз закрыл? – спросила я сиплым голосом, решив сосредоточить внимание на коллеге, чтобы прийти в себя. Отличный способ выйти из оцепенения, ничего не скажешь.

Не поворачивая головы, Джеймс скорчил гримасу.

– У меня дальнозоркость, – буркнул он.

– То есть ты плохо видишь вблизи?

– Только одним глазом. Второй у меня близорукий.

Впечатленная ответом, я вздернула брови.

Джеймс пожал плечами.

– А что такого? Они компенсируют друг друга. Вот так странно и здорово я устроен.

– Действительно, – согласилась я.

Оставив в стороне размышления о чудачке-природе, которая создала Джеймса таким, я заставила себя заняться делом.

Темой сегодняшнего вечера был криминал. Танцовщицы готовились показать провокационное, дерзкое представление в духе бурлеска. С этой целью их снабдили кожаными корсетами и пистолетами, заряженными конфетти.

Может, именно из-за этого шоу Арчер так стремился сюда попасть?..

Мысль о господине с тростью вызвала у меня очередной приступ дрожи. Пытаясь с ним справиться, я помыла руки и принялась методично наводить порядок в бэке – переставлять бутылки, поворачивать их нужным боком, чтобы этикетки были хорошо видны и красиво блестели под лампами.

Я добралась до последней полки, когда краем глаза заметила чье-то присутствие у барной стойки.

– Сделай мне «B-52»!

Пальцы сразу перестали слушаться, и я чуть не выронила бутылку. Этот голос впился мне в позвонки и вызвал дрожь в спине.

Я обернулась и увидела на барном стуле Андраса. Взгляд у него был прямой и пронзительный. Он сидел, облокотившись на сверкающую чистотой стойку, из кожаных перчаток-митенок выглядывали длинные пальцы с покрасневшими фалангами.

У меня на лбу выступил холодный пот, сердце тяжело забухало, раздувшись до размеров мяча для регби и с каждым ударом рискуя застрять между ребер.

Я нервно сглотнула и заставила себя не смотреть на эти руки. Однако, взглянув на его лицо, вздрогнула: губы красные и опухшие, растянутые в усмешке, кровоподтек в углу рта подчеркивал порочное очарование его лица, которое в данную секунду было обращено ко мне – его глаза из-под четкой линии бровей смотрели в мою сторону.

Я быстро отвернулась, наивно полагая, что если не вижу Андраса, то его и как будто нет.

При других обстоятельствах я наградила бы его испепеляющим взглядом и из чувства протеста напомнила бы, что нам запрещено обслуживать сотрудников заведения, за исключением танцовщиц. Но сегодня были особые обстоятельства.

Молча я схватила бокал. И, пока готовила заказанный напиток, чувствовала на себе его взгляд.

«B-52» был особым коктейлем – слоистым. У ингредиентов разная плотность, поэтому они не смешивались. Том рассказывал, что напиток назвали в честь бомбардировщика времен вьетнамской войны, с которого сбрасывали зажигательные бомбы. Вот почему коктейль при подаче поджигали.

Я взяла кофейный ликер – и он чуть не выскользнул из вспотевших рук. Бутылка ударилась дном об столешницу, и этот звук эхом разнесся по лабиринту моих нервов. Я мельком взглянула через плечо на «клиента».

Он смотрел куда-то в сторону, мягкий свет ламп очерчивал его привлекательный профиль. Во рту – соломинка, взятая со стойки. О чем-то задумавшись, он передвигал ее из одного угла рта в другой, то слегка зажимая зубами, то отпуская и снова обхватывая мясистыми губами.

Этот, черт его дери, поганец знал, что он красив, знал, насколько испорченный, сложный и безумный он человек. Андрас – это резкая смена кадра в черно-белом кино; это разнузданный смех в доме ужасов; это молния, разрезающая ночное небо над разрушенным городом во время грозы конца света.