Стигма

– Девочки, до начала пять минут! – вмешался техник сцены Уэш, державший под мышкой папку. Стекла его очков сверкнули отраженным светом ламп, прежде чем он скрылся за тяжелой бархатной шторой.

– Этот костюм просто ужас какой-то, – пробормотала танцовщица, застегивая кожаную кобуру на бедре.

– А мне нравится, – отозвалась девушка с рыжими хвостами, вильнув бедрами так, что короткая черная юбка из блестящей ткани заколыхалась.

На руках у нее были латексные перчатки выше локтей, на пышной груди – кожаный бюстье-балконет, подчеркивающий ее стройную фигурку. Она засмеялась, выхватила из кобуры игрушечный пистолет, прищурила глаз и, вытянув руку, прицелилась во что-то невидимое прямо перед собой.

– Только попробуй снова нажать на курок – я заставлю тебя проглотить этот пистолет, – пригрозила блондинка на скамейке, щелчком большого и указательного пальца сбрасывая со своей пряди блестки.

– Девочки, никто не знает, как защелкиваются эти дурацкие штуки? Не могу их застегнуть, – пожаловалась темнокожая девушка в подтяжках c заклепками поверх топа. Она крутила в пальцах серебристые наручники, пытаясь понять, как они устроены.

– Нужно резко нажать, а чтобы их расстегнуть, нужно нажать на кнопочку, – ответила рыжая.

– Боюсь, сломаются…

– Да брось! Они очень прочные, – сказала рыжая, выхватывая из коробки пару наручников.

Она ловко покрутила их на указательном пальце. Это движение выдавало ее бойкий, если не авантюрный характер.

– Надо действовать смело, – продолжила она с озорным выражением на лице, – иначе они не защелкнутся. Главное – быстро и сильно нажать. Смотри, вот так… – и мстительным жестом она застегнула наручники на моих запястьях.

– Видишь? – промурлыкала она, одарив меня шаловливым взглядом и уперев руки в бока; зеленые зрачки посверкивали, как скарабеи. – Классные, да?

– Сними их с меня! – Я начала крутить запястьями, пытаясь освободиться, и рыжая плутовка захихикала.

Улыбка сияла на ее блестящих от помады губах, и по глазам было видно, что она наслаждалась этой «забавной» ситуацией.

– Они тебе идут.

– Слушай, хватит шутить! – Я закипала от злости, пока ее разбирало детское веселье. – Ты меня вообще понимаешь? Даю тебе три секунды!

В этот момент со стороны сцены раздался истошный крик: «Девушки! Быстро на сцену»! – и все повернулись к выходу.

В следующую секунду вокруг меня поднялась суета: торопливые движения рук, шаги, возгласы. Меня швырнуло пару раз из стороны в сторону, когда стремительная масса из девичьих тел вся разом двинулась из гримерки. Я зажмурилась от боли, когда кто-то прошел по моим ногам острыми шпильками. Отступив, я споткнулась об вешалку на колесиках и упала навзничь.

Я вцепилась в металлическую опору, меня завалило сценическими костюмами. А девушки вылетели из гримерки, как испуганные голубки. В зале заиграла музыка, знаменуя начало вечернего представления.

Еле сдерживая ругательства, я кое-как подтянулась и встала на ноги. Со скованными руками сделать это было трудновато, но я справилась, вынырнула из-под тряпья – и опять стиснула зубы от боли, потому что волосы на голове сильно натянулись. Пробежав пальцами по косе, я добралась до места, где волосы запутались вокруг чего-то металлического. Начала распутывать узел, но безуспешно, тогда я сделала несколько рывков головой, надеясь все-таки освободиться. Кожа больно натянулась на затылке, и я подумала, что все это уже совсем не забавно.

– Это шутка, дурацкая шутка, – бормотала я себе под нос, все еще не желая признавать абсурдность ситуации.

Невезение я всегда представляла себе в образе маленькой вредной толстой девчонки по прозвищу Невезуха, которая постоянно дергала меня за волосы и ставила подножки, желая посмотреть, сильно ли я расшибусь, если упаду, или останусь более-менее цела после всех ее издевательств.

– Эй! Кто-нибудь! – громко позвала я. Стыд смирил мою гордость. – Уэш?

Я надеялась, что хотя бы техник меня услышит, но музыка в зале играла слишком громко. Воображаемая Невезуха где-то раздобыла палку и садистски тыкала меня ею, как будто я была полудохлым жуком на обочине дороги.

– Черт возьми!

От злости я начала кусать наручники. Надеялась зубом попасть по кнопке, но эта чертова пипка была маленькой и вихлястой, не получалось ее зажать. М-да, ну и жалко же я выглядела сейчас…

Как я умудрилась попасть в такую идиотскую ситуацию? Как?!

Вдруг зазвонил мобильный. Я вздрогнула. Попыталась достать его из заднего кармана брюк: зацепила кончиками ногтей и потянула, чувствуя, как кольца наручников впиваются в запястья. Нет, видимо, сегодня я еще не исчерпала свой лимит на неудачи. Звонки шли один за другим, а я могла только скулить и извиваться, как зверек в клетке.

Хотя, возможно, невезение в этот раз следовало представлять не в виде противной девчонки, не в образе скучающей проказницы, забавы ради подставляющей подножку, – сегодня оно воплотилось в фигуре человека с голубыми глазами, сверкающими, как звезды, человека, который наблюдал за мной с таким же безразличием, с каким звезды обычно смотрят со своих холодных космических высот.

У меня в груди похолодело.

На пороге гримерной стоял Андрас. Скрестив руки, прислонившись плечом к дверному косяку, он равнодушно наблюдал за моими судорожными метаниями белки в капкане.

– Я думал, сюда дикая кошка забежала и орет, – пробормотал он низким густым голосом, – а это, оказывается, ты.

Я привыкла видеть эту улыбку – оскал сбежавшего из цирка зверя, но в его глазах сейчас было что-то другое. Не боль, не рассеянная тень страдания – из них как будто кто-то убрал солнце. Вырвал его из небесного свода, который без звезды, дававшей жизнь, теперь не знал, как умереть.

В его взгляде было что-то, что угасает с каждым днем, что пульсирует, кричит и ноет, как неизлечимая рана.

– Я не видел, как ты сюда вошла, – сказал он.

«Убирайся, вали отсюда, исчезни!» – наверное, именно это означал мой тихий стон сквозь зубы. Глаза заметались по гримерной, отчаянно ища спасительную лазейку, но когда он оторвался от дверного косяка и двинулся в мою сторону, они снова остановились на нем.

«Не смей! – должна была я ему прокричать. – Не подходи ко мне! Убери с меня этот свой самодовольный взгляд и даже не думай приближаться!»

Андрас, видимо, все понял без слов, потому что, подчиняясь маниакальной привычке мне назло всегда все делать с точностью до наоборот, он медленно подошел.