Стигма

– Да, доброе утро, – пробормотала я тихо, теребя воротник пальто; мои щеки покраснели то ли от тепла в здании, то ли от подскочившей температуры. – Я… у меня назначена встреча с доктором Парсоном.

– И вас зовут…

– …Мирея Викандер.

Парень поискал что-то в компьютере, поднял трубку и сказал в нее пару слов. Закончив разговор, он обратился ко мне с вежливой улыбкой:

– Сейчас за вами спустятся.

Его голос разлетелся легким эхом по холлу, и в нем не было ни намека на тревогу или напряжение, а вот у меня внутри все тряслось от страха. Я чувствовала себя неуместной, лишней в этом спокойном светлом пространстве, которое, казалось, не давало поводов для беспокойства.

Я кивнула, отошла чуть в сторону и осмотрелась. Я уже была здесь раньше, но тогда не заметила, насколько это красивое место. Центр совсем не похож на больницу: светлые стены и обстановка не казались безликими, наоборот, здесь легко дышалось и все было современное – от архитектуры до мебели. Растения с блестящими большими листьями и мягкие диванчики разбавляли белизну помещения и создавали внутреннюю гармонию. Да, все здесь было торжественным, но в то же время выглядело простым, невычурным.

– Мисс Викандер, – сказала молодая женщина с удивительно ровным цветом лица, тоже в футболке поло и темных брюках. – Я Джеки. Пойдемте, я провожу вас к доктору.

Я последовала за ней, и по телу снова разлилась тревога, в желудке появилась тяжесть. Пройдя по длинному коридору, мы поднялись на лифте на второй этаж и прошли мимо палат, расположенных по обеим сторонам. Через открытые двери я видела санитарок, которые заправляли кровати, меняли простыни, проветривали комнаты.

Я не могла понять, в каком отделении мы находимся, но в голове свербела одна и та же болезненная мысль: она… она где-то здесь? В одной из этих палат? Лежит в своей кровати, не подозревая, что дочь всего в нескольких шагах от нее.

В горле запершило от едкого вкуса паники. Я перестала глазеть по сторонам и сосредоточилась на Джеки – на ее уверенной походке, туфлях, ступающих по блестящему полу. Таким образом я старалась отвлечься от тоскливых мыслей о маме. Просто шла вперед.

Мы миновали пост дежурной медсестры и подошли к кабинету директора.

– Проходите, пожалуйста!

Я оказалась в светлой комнате с большим письменный столом, парой мягких кресел с металлическим каркасом и окном во всю стену.

Доктор Парсон, он же директор центра, встал из-за стола и пошел мне навстречу. Это был мужчина лет пятидесяти, с пышными усами и коротко стриженными светлыми волосами. Вокруг его голубых глаз виднелись морщинки. Строгий костюм придавал ему весьма респектабельный вид. Он был приветлив.

– Мирея, – сказал доктор Парсон, протягивая руку.

Мы уже встречались с ним раньше, но сейчас я была такой скованной, что даже не пожала в ответ его ладонь. Он этого как будто не заметил и пригласил меня сесть.

Я опустилась в одно из кресел перед столом, стиснула ноги и положила руки на колени. Потом повернула голову к окну и стала смотреть на шоссе за воротами.

– Надеюсь, ты легко до нас добралась? – спросил доктор Парсон, закрывая дверь. – Как у тебя дела?

Я оторвалась от окна и посмотрела на него. У меня?!

Судя по интонации, вопрос не был дежурным. Кажется, доктора действительно интересовал ответ. Наверное, в этом огромном кресле я показалась ему крошечным, беззащитным существом, маленькой девочкой, которая, несмотря на боль, терзавшую ее сердечко, нашла в себе силы попросить о помощи.

– Нормально, – тихо ответила я, надеясь, что он не распознает ложь.

Доктор Парсон был не только директором клиники. Он принимал активное участие в составлении медицинских программ учреждения, оценивал результаты лечения, при необходимости вносил корректировки, если они были во благо пациенту; контактировал с родственниками, составлял планы лечения и следил за тем, чтобы клиенты получали наилучший уход, а также координировал работу врачей и медсестер. В общем, у него была ответственная роль, включающая задачи различного характера и требующая многих знаний и опыта.

Доктор Парсон внушал мне одновременно страх и спокойствие.

– Надеюсь, я не испугал тебя, пригласив на встречу. Знаю, это для тебя неожиданно, но сразу скажу, что наша встреча абсолютно в порядке вещей. Такова политика центра. Мы заинтересованы в эффективности лечения, в достижении наилучшего результата.

– А она… как она?

Вырвавшиеся слова обожгли губы. Я словно со стороны услышала, как слабо и жалко звучал мой голос. Я старалась сохранять спокойствие под добродушным взглядом Парсона, но тревога терзала сердце, руки поневоле сцепились в замок: я боялась его ответа больше всего на свете.

– Курс продолжается, – просто ответил он, – сейчас ее ведет доктор Лок, специалист по групповой терапии.

Его ответ звучал слишком общо, но тем не менее искренне. Я плохо знала этого человека, но душа Парсона казалась мне такой же чистой и прозрачной, как здание, в котором он царствовал.

– Я… – Я сглотнула, слова были стеклянными осколками, застрявшими в горле. – Я могу ее увидеть?

Доктор некоторое время смотрел на меня недоуменно, будто удивился вопросу, ведь я и без него знала ответ.

– Нет.

Я почувствовала, как все мое нутро наполняется чем-то дрожащим и горячим. От жгучего отчаяния стало больно. А может, от облегчения?

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

Парсон медленно прошел к столу и сел в свое кожаное кресло. Оно скрипнуло, словно под тяжестью решения, о котором он собирался мне сообщить. Еще невысказанное, оно повисло в воздухе, готовое материализоваться в словах.

Какое-то время он сидел, собираясь с мыслями, опустив глаза на раскрытую синюю папку с бумагами.

Я проследила за его взглядом. Интересно, не мамина ли это медицинская карта?

– Некоторые исследования показали, что участие членов семьи в процессе лечения приводит к значительным улучшениям самочувствия пациента, – начал он. – Поэтому клиники нередко включают в свои программы метод семейной терапии. Но ты должна знать, что мы не пойдем этим путем.

Сердцебиение ускорилось. Я застыла, пригвожденная к креслу не только его словами, но и проницательным твердым взглядом.

– Для злоупотребляющих психоактивными веществами характерны особые отношения с самим веществом, – продолжил он, посчитав уместным объяснить мне причины такого неприятного, но, несомненно, хорошо продуманного решения. – Эти отношения приобретают черты межличностных.

– Меж… личностных?

– Да. Субъект устанавливает с веществом отношения, похожие на отношения с близким человеком. Он любит вещество, ищет его, испытывает его влияние на себя глубоко интимным, личным образом.

Я с трудом понимала, о чем говорил доктор, но решила не перебивать и не загромождать его объяснения своими вопросами. Я молчала, охваченная путаными чувствами.

Наверное, доктор Парсон заметил мое замешательство, потому что его взгляд смягчился.

– Ты помнишь, о чем мы договорились на первой встрече?