Таможня дает добро

— Так точно, есть. — отчеканил повеселевший мичман. Ну ещё бы, всегда приятно получать деньги… Мешочек с монетами он передал подскочившему матросу. — Как нам следует поступить с пленниками и командой «Серой Чайки»?

Вопрос был не праздным. Уцелевшие после морского боя украинские бандиты в настоящий момент сидели в карцере «Латра» за крепкими запорами и приставленным матросом с револьвером. Команда же трофейного парохода куковала на берегу в надежде, когда победители о них вспомнят.

— Да, конечно, спасибо, что напомнили. Матросов с «Серой Чайки», в первую очередь, механиков и судового плотника можете привлечь к ремонту крейсера, оплатив, разумеется, их работу. Если не захотят — пусть устраиваются, как хотят, обойдёмся без них. Думаю, не пропадут — здесь не хватает рабочих рук, найдут работу, устроятся… Что же касается бандитов, то их следует передать на берег, местным властям. Преступление, формально говоря, совершено в их водах — так что пусть сами решают, что с ними делать. Захотят — на каторгу, захотят — повесят, плакать не станем…

Матросская шеренга отозвалась на это предложение весёлым гулом — похоже, подумал я, эти парни не собираются спускать хохлам ни погибших своих товарищей, ни ранение командира…

— Если больше нет вопросов, я бы хотел посетить каюту капитана. Мне нужно забрать по её просьбе кое-какие вещи и бумаги.

— Да, но как же… — мичман неуверенно замялся. — Боюсь, что я должен посмотреть, что вы собираетесь…

И умолк, косясь на стоящих за моей спиной двух матросов с «Квадранта». Взятые из поселенцев-землян острова Валуэр в качестве артиллерийской прислуги на «Квадрант», оба они были вооружены трофеями с «Серой Чайки». Роман по-прежнему хранил молчание, только сунул руку в карман — там, как мне было известно, у него лежал пистолет.

— Какие-то проблемы, мичман? — осведомился я со всей возможной мягкостью. Автоматчик справа широко улыбался — ладонь на рукоятке, указательный палец хоть и не на спусковом крючке но очень, очень близко, переводчик режимов огня в верхнем положении, но долго ли сдвинуть его на один щелчок вниз[1]?..

— Никак нет, мастер! — офицер с усилием отвёл взгляд от автоматчика и вперился в меня. — Вас проводить?

— Спасибо, у меня уже есть провожатый,

Я показал на Романа — тот всё так же стоял, держа руку в кармане с «Береттой». Я чуть заметно качнул головой — порядок, можно расслабиться, проблем не предвидится. Он скептически скривил уголок рта, но руку из кармана убрал. Я повернулся к Меннерсу.

— Так что не стоит беспокойства, мичман. Полагаю, у вас и без меня дел хватает. А на меня внимания не обращайтесь — только возьму, что нужно, и назад, на «Квадрант». Загостились мы что-то у вас, пора и честь знать. Кстати… я понизил голос. — Скажите, мичман, только не обижайтесь, ради бога, если я что-то напутал… Среди ваших предков-мужчин никто случайно не владел… э-э-э… заведением общественного питания?

[1] Переводчик на автомате Калашникова имеет три положения:

Предохранитель, верхнее;

Автоматический, промежуточное;

Одиночный, нижнее.

* * *

— Стаксель полощет! — зычно гаркнул Врунгель. — Отставить считать чаек, раззява, шкот подбери!

Я поднял голову — действительно, нижняя кромка треугольного полотнища (называемая на непростом морском языке «шкаторина») хлопала на свежем четырёхбалльном ветру. Я смотал шкот с вертикальных фигурно выточенных из твёрдого дуба стрежней, именуемых «кофель-нагели», и, упёршись ногой в фальшборт, потянул. Снасть заскрипела в блоке, оттягивая шкотовый угол паруса. Хлопки прекратились.

— То-то, раззява! — донеслось с мостика. — Сразу бы так, можешь ведь, хоть и Лоцман…

Я привычно пропустил шпильку мимо ушей. Врунгеля не переделать — с тех пор, как я обзавёлся персональной Астролябией и получил документально подтверждённое право водить суда по Фарватерам, он не упускает случая подколоть меня таким вот образом. И случаи выпадают не так уж редко — ну, люблю я парусное дело, и всякий раз, оказавшись на «Квадранте», нахожу время для того, чтобы поработать со снастями. И особенно люблю вот такие моменты — когда судно идёт с лёгким креном в полный бакштаг, волна поддаёт в наветренную скулу, и за парусами надо следить в оба глаза — стоит отвлечься и огромное полотнище заполощет, захлопает, навлекая на растяпу капитанский гнев.

Хотя — Врунгель несправедлив. Он, конечно, капитан, но и ведь и опыт Лоцмана чего-нибудь да стоит? К примеру, незабвенному мастеру Валу он вряд ли рискнул бы делать такие замечания. А может и рискнул — всё же, первый после Бога… А потом долго искупал бы свою вину в компании изобиженного Лоцмана и большой бутылки чёрного покетского рома…

— Паруса долой! — донеслось с мостика. — На Фарватер пойдём под парами!

Я обернулся. Врунгель стоял у лееров, уперев в бок мятый жестяной раструб. Его капитанская фуражка, памятная мне ещё по первому нашему знакомству на берегу канала имени Москвы, была лихо заломлена на затылок. Позвольте, как давно это было? Ну да, полных два года и ещё сколько-то там дней назад…

Парус, подчиняясь рывкам стаксель-нирала (снасти, предназначенной для спуска стакселя), пополз вниз по грота-штагу, собираясь у кончика бушприта большими складками. Теперь предстояло самое весёлое — вылезти туда и, повиснув над кипящей бездной, уложить парус, закрепив его шкертами, отрезками тонкого каната. Я перебрался через леера и полез по бушприту, хватаясь на снасти. Волнение усиливалось, шхуна то и дело ныряла носом в воду — и тогда нас — меня и моего напарника, матросаиз Зурбагана, которого Врунгель нанял всего месяц назад, с головой тнакрывало пенными потоками. Приходилось держаться изо всех сил — конечно, под бушпритом натянута предохранительная сеть, но срываться с бушприта, а потом барахтаться в её ячеях, захлёбываясь солёной океанской водой — удовольствие гораздо ниже среднего….

Обошлось. Работая в четыре руки, мы туго притянули парусиновые складки к гладкому отполированному ветрами и волнами бревну бушприта. Ошибиться, накосячить тут никак нельзя — резкие, почти ураганные порывы на Фарватере запросто могут растрепать укладку, и тогда придётся заново проделывать ту же работу, но в куда менее комфортных условиях. Когда судно на Фарватере — на полубаке вообще лучше не появляться, е если уж придётся — то обязательно со страховкой, крепким линем, обвязанным вокруг пояса. В теории выпавшего за борт бедолагу можно подобрать и в шторм — но только не на Фарватере, когда судно не то, что развернуться — сбросить ход не в состоянии. Любые маневры здесь чреваты попаданием в вихревые стены, за которым неизбежно следует гибель в чудовищной воронке Мальстрёма, немыслимо грандиозного водоворота, лежащего, как уверяют учёные, в самом сердце Мироздания. Наверное, я один из немногих, то увидел это явление своими глазами и остался в живых. А вот наставнику моему, незабвенному мастеру Валуэру, не так повезло — Мальстрём поглотил его вместе с судном, и один только Создатель знает, сколько времени он ещё оставался на палубе, судорожно вцепившись в снасти, прежде чем несущиеся в чудовищной скоростью водяные струи не разнесли судно в щепки…

Назад, на палубу мы выбрались без приключений. Под ногами уже ощущалась мелкая дрожь — всё ясно, заработала паровая машина. Я бросил прощальный взгляд на укладку стакселя — кажется, всё пучком? — и, оскальзываясь на мокрых досках, поспешил к мостику.

[1] Переводчик на автомате Калашникова имеет три положения:

Предохранитель, верхнее;

Автоматический, промежуточное;

Одиночный, нижнее.

II

С некоторых пор я стал замечать, что переходы по Фарватерам — те, что мы совершали мимо Зурбагана, через Мир Трёх Лун — стали очень уж лёгкими. О самой возможности такого «обходного пути» мы узнали неожиданно, почти случайно. Я в очередной раз собирался вести судно — кажется, это был «Клевер» под командой бывшего механика, а ныне капитана Фарватеров латыша Валдиса — с Онеги с грузом бензогенераторов и солнечных панелей, предназначенных для поселенцев острова Валуэр. Как обычно, рейс должен был проходить в два этапа — сначала от маяка на Бесовом Носу в гавань Зурбагана, а потом, не задерживаясь — прямиком в мир Трёх Лун, на свет зеркального маяка, высящегося на утёса острова Валуэр.