Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав

От звука его голоса мне тоже стало хорошо и спокойно. Это меня удивило — я знала, что в глубине души все еще на него сержусь. Все эти годы он не выпускал меня из виду и никак не давал об этом знать.

— Мно приснилось, что ты приходил ко мне в больницу, — прошептала я.

— Я приходил.

Утренние лучи осветили комнату. У меня было странное настроение — тревожное и радостное одновременно.

Держась за стену, я выползла на крыльцо. Рон стоял на полянке футах в пятидесяти от хижины и смотрел на небо. Да, он изменился. Стал выше, крепче.

Он здесь! Он вернулся домой!

Я осторожно спустилась с крыльца. Одеяло соскользнуло у меня с плеч. Босая, в ветровке, надетой поверх ночной рубашки, я заковыляла к нему. Услышав мои шаги, он повернулся и протянул ко мне руки. Я покачнулась, начала падать на него, и он едва успел меня подхватить.

— Какая реакция! — похвалила его я.

— Хорошо, что вовремя. Жаль, меня не было с тобой два месяца назад.

— Был. Все, что я делала для других людей, я делала, стараясь исправить то, чего не сделала для тебя двадцать лет назад.

— Значит, мы с тобой похожи. Я тоже старался жить так, чтобы исправить то, что тогда произошло.

— Знаешь, я сейчас не могу ни о чем думать, — призналась я. — Хочу только смотреть на тебя.

Выглядел он'стильно: брюки цвета хаки, высокие ботинки на шнуровке, серая рубаха с закатанными рукавами, дорогие золотые часы, густые темные волосы и сильные, натруженные руки.

— Ты отлично выглядишь, — сказала я и, вспомнив о своей уродливой ноге, тощей, бледной, покрытой шрамами, запахнула одеяло.

— Я никогда больше не встречал такой красивой женщины, как ты, — сказал он тихо. — Правда.

— Знаешь, я всегда боялась, что когда-нибудь встречу тебя случайно — в магазине, в ресторане. Узнаю тебя, подойду, а ты посмотришь на меня так, будто видишь впервые. Мне придется объяснять, кто я, я стану рассказывать тебе, как много ты значил для меня в детстве, а тебе все это будет совершенно все равно.

— А я представлял себе, как подойду к тебе, назову по имени, а ты отшатнешься, спросишь, чего мне от тебя надо, и будешь смотреть на меня, а видеть — моего отца.

Мне было трудно стоять. Он подставил мне складной стул, и я села около походной плитки, на которой уже закипал чайник. Рон сделал мне кофе.

— Когда я увидел тебя там, в больнице, и понял, что нужен тебе, больше меня ничто не волновало.

— А откуда ты про меня узнал?

— Я читал все твои статьи. Не только в «Геральд курьер». Я читал то, что ты писала в колледже. И раньше, в «Трилистнике».

Мы долго молчали. Вода в озере была серебристой. Над ней летали первые этой весной стрекозы. Наконец я заговорила:

— За эти двадцать лет я чего только не передумала. Ты не давал о себе знать, и я решила, что ты либо забыл обо мне, либо умер. Кем ты стал? Где ты был все эти годы? Неужели ты так ненавидишь моих родственников, что сначала тебе нужно было отправиться на Даншинног, чтобы доказать...

— Ты меня сама об этом просила.

Я изумленно на него уставилась, и он пояснил:

— Ты не помнишь. Это было в больнице. Ты сказала мне, чтобы я дал знать горе, что вернулся. Еще что-то про наперстянки, я не понял. Но я обещал тебе, что приду на гору и разведу костер.

— А купить этот участок тоже я тебя попросила?

— Нет. — Он сел со мной рядом. — У меня много земли. Покупаю, продаю. А это место я хотел чтобы оно было моим. Оно для меня очень многое значит. Что с ним делать, я еще не решил. Сейчас я хочу сделать для тебя то, что ты пыталась сделать для меня, когда мы были детьми.

— И что же?

— Ты тогда научила меня верить. Я поверил в тебя и верю до сих пор.

— Ты что, не мог вернуться, пока не купишь это? Хотел доказать всем, что чего-то стоишь?

Он не стал отвечать.

— Я позвонил тебе домой, — сказал он. — Из машины. Сказал твоим родителям, что ты здесь и что с тобой все в порядке.

Удивительно, что они сразу же не помчались сюда. Наверное, они в шоке.

— Ты представить себе не можешь, как упорно они тебя все это время искали.

— Это не имеет никакого значения.

— Должно иметь. Мне... мне нужно о многом у тебя спросить. Я хочу знать о тебе все.

Он задумался. А потом достал из нагрудного кармана пожелтевший листок с потрепанными краями.

— Это я написал тебе в самое первое лето, — сказал он. — Есть еще много писем, которые ты, наверное, захочешь прочесть. Но сначала — это.

Дрожащими руками я взяла письмо.

Ты так легко пишешь. У меня это никогда не получалось.

Но я буду учиться. И буду писать тебе, как ты писала мне, писала, когда я жил один на озере и мне хотелось умереть.

А сейчас мне кажется, что я умру от одиночества.

Сегодня ночью я убежал из приюта. Мне так тяжело. Из-за того, что мой папаша с тобой сделал. Из-за того, что твои родственники сделали со мной. Прости. Я постараюсь стать другим. Я буду лучше, чем мой отец. И сумею это доказать.

Если я когда-нибудь увижу тебя снова, я буду надеяться только на одно — что ты забыла о том, что мой отец с тобой сделал. Если я исчезну, может быть, все будет нормально, ты вырастешь и забудешь об ужасе, который тебе пришлось пережить. Не вини ни в чем своих. Мне надо было уехать.

Я люблю тебя, Птичка. В этом нет ничего дурного или мерзкого. Это самое светлое, что во мне есть.

Я сложила письмо. В глазах у меня стояли слезы.

— Я хочу прочитать все твои письма, — сказала я. — Мне нужно понять, почему ты не вернулся раньше.

Он протянул ко мне руки.

— Пожалуйста, хоть ненадолго, постарайся снова стать той маленькой девочкой, которая не искала ответов на все вопросы, а просто поверила в меня.

Глава шестая

Мы поехали на Даншинног за грузовиком, который оставили там ночью, но его уже не было. Наверное, отец послал за ним кого-нибудь с фермы — не потому, что беспокоился о нем, а чтобы Рон сам привез меня домой. Босая, в ветровке и ночной рубашке, я стояла на ковре из наперстянок, переливавшихся в солнечном свете всеми оттенками лилового. Их головки легко покачивались на ветру. Я рассказала Рону, зачем мы с дедушкой их посадили.