Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав

— Он был прав. Они вернули тебя домой.

Двадцать лет прошло. Теперь мы взрослые. Мужчина и женщина. Нет ни моей детской непосредственности, ни его подросткового упрямства.

— Поцелуй меня, — попросил он.

Я коснулась губами уголка его рта. Он наклонился ко мне, мы приникли друг к другу. Вдруг из кустов раздался какой-то шум, и на поляну выскочила Аманда.

— Тетя Клэр! Он вернулся! Я же говорила, что он обязательно вернется! Все так хотят его видеть!

— Ты рассказала обо мне своей племяннице? — спросил Рон. — Зачем?

— Потому что ей нужно верить в чудо. Знаешь, мне кажется, что нас с тобой заколдовали феи.

Когда мы подъехали к нашему старому почтовому ящику с надписью «Ферма Малоуни», лицо у Рона стало непроницаемым, как маска.

Родители поджидали нас на веранде. Мне очень хотелось, чтобы Рон увидел их такими же, какими их видела я — постаревшими, но ставшими роднее и ближе. Отец все больше становился похож на дедушку — лысый, с тяжелой медвежьей походкой. Мама выглядела удивительно молодо — стройная, в черных обтягивающих брюках, умело подкрашенная, с каштановыми волосами до плеч. Бабушка Дотти восседала в белом кресле-качалке и выжидательно смотрела на нас.

Рон помог мне встать на костыли, шагнул вперед и замер. Он стоял, не произнося ни слова, с гордо поднятой головой.

Все смотрели то на него, то на меня. Наконец отец спустился с веранды. Мама поспешила за ним.

— Мы с мамой не можем решать за тебя, — сказал он. — Запомни одно: тебе не надо выбирать, на чьей ты стороне. Мы рады видеть здесь Рона. Рон, ты понял меня?

Рон слегка кивнул.

— Я тебя ни в чем не виню, — произнесла мама взволнованно. — Если в тебе осталось хоть что-то от того мальчика, которого мы по глупости услали отсюда, тебе никому ничего не надо объяснять.

— Я приехал сюда ради Клэр. Я готов сделать для нее все, что она пожелает. Больше я ничего ни от кого не хочу.

— Ты нам не веришь. Но я буду повторять снова и снова: мы рады тебе, Рон. Этот дом всегда открыт для тебя.

— Сейчас это уже не важно. — Рон повернулся ко мне. — У меня дела на озере. Ты знаешь, как меня найти.

— Не уходи так сразу. Зайди хотя бы в дом! — сказала я.

— Пожалуйста, не уходи! — попросила мама. — Останься хоть ненадолго. Расскажи о себе.

— Это, — он обвел рукой всех присутствующих, дом, долину, Даншинног, — было для меня самым дорогим в жизни. Дорого и сейчас. Но теперь все будет иначе — на моих условиях.

— Ах вот как! — воскликнула я. — Зря ты так говоришь. Человеческие отношения строятся не на чьих-то условиях.

Он коснулся рукой моей щеки, взглянул на меня так, будто своим непониманием я предала его, и направился к машине.

Я кинулась за ним.

— Хочешь ты этого или нет, но ты по-прежнему член этой семьи. И ты должен найти силы всех простить! — крикнула я.

Костыль зацепился о камень, и я упала. Мама вскрикнула, отец побежал ко мне. Рон его опередил.

— Осторожнее! — сказал он, положив мне руку на плечо.

— Не прикасайся ко мне! Мне не нужна ничья помощь. Даже твоя.

— Посмотри на меня, — сказал Рон.

Я взглянула на него в упор.

— Я не могу за тобой гоняться, — сказала я.

— Тебе придется. Иначе ты так и просидишь в кресле на веранде. — Он обнял меня, притянул к себе и сказал на ухо: — Помнишь, сколько раз я попадал в беду, сколько раз меня обижали, сколько раз я оказывался один против всех?

— Это совсем другое.

— Хочешь так и остаться беспомощной?

— Нет.

— Тогда подымайся. У тебя получится.

Я ухватилась за его руку. Не сводя с него глаз, я уперлась одной ногой в землю и, качаясь, попыталась встать. Он потянул меня вверх, и я, напрягшись, как могла, поднялась.

Я стояла сама. Без костылей. Голова кружилась, лоб был в испарине, но я стояла.

— Я хочу прочитать все письма, которые ты мне написал, — сказала я. — Привези их.

Он усмехнулся.

— Если тебе нужны письма, приходи за ними на озеро. — Он не уступал. — Ты знаешь, где меня найти.

— Да, — усмехнулась я. — Впервые за долгое время.

Я смотрела вслед его машине, и на душе у меня было тяжело и тоскливо. А за моей спиной стояли отец с мамой, взволнованные, но исполненные решимости.

В этом году мне исполнилось тридцать, и я положил в банк свой первый миллион. Как тебе это, Клэр? Думаю, ты этого и ожидала. Деньги — это власть. Надеюсь, ты бы мной гордилась. Кругом большие дела, большие люди, большие деньги. Приемы, встречи, женщины...

Когда-нибудь я тебе о них расскажу. Все, что ты захочешь узнать. А ты мне расскажешь о своих мужчинах. И больше об этой странице нашего прошлого мы никогда говорить не будем, потому что все это было просто от одиночества и тоски.

Странное занятие — писать тебе письма. Никто из тех, кто знает меня теперешнего, не поверит, что я настолько сентиментален. Впрочем, меня настоящего они и не знают.

Несколько дней я почти не могла ходить. Правое колено распухло так, что до него было больно дотронуться. От перенапряжения ныли все мышцы. А сама я была напугана, взволнована, но изо всех сил старалась держаться.

Мне хотелось заставить Рона приехать. Столько лет я думала о нем, волновалась, переживала, а он наблюдал за мной со стороны и не давал о себе знать. Да как он смел!

Я смотрела на Даншинног, не появится ли снова костер. Но его не было. Это меня почти радовало. Он ждал, что я пойду за ним, как ходила за ним в детстве. Что я уйду от своей семьи. Я боялась, что он предложит мне уехать с ним.

И что он думает, что рано или поздно я на это соглашусь.

Рон привез бригаду строителей, которая занялась перестройкой хижины на озере Десяти Прыжков. Дядя Элдон рассказал нам об этом в тот самый день, когда продал их бригадиру целый грузовик досок, труб и цемента.

Строители расчистили и засыпали гравием дорогу к хижине, а на повороте с шоссе поставили железные ворота.

— Как это прикажете понимать? — возмущался отец. — Рон что, решил указать нам наше место? Что ты будешь делать с этими воротами?

— Что ты будешь делать с Роном? — уточнила мама. — Здесь он не появится, это ясно.

— Я не иду к нему, потому что боюсь, что добром это не кончится, — сказала я, сама удивляясь собственной нерешительности. — Боюсь, он поставит меня перед выбором. И я не знаю, каким он будет, этот выбор.