Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав
Шрифт:
— Рон рассказывал Мэтью, что они к нему были очень добры, но потом твои родители решили послать его в приют. По-моему, это было... довольно жестоко.
— Мои родители так и не простили себе, что отослали Рона, — ответила я, взвешивая каждое слово. — И судьба Мэтью их тоже волновала. Его искали, но найти не смогли. Сейчас я хочу попытаться собрать всех вместе. Я хочу искупить и свою вину. Когда мы были детьми, Рон мне очень доверял, за это и поплатился.
— Ты говоришь почти как Рон. Вы оба мучаетесь чувством вины, вы оба чересчур ответственные люди. Я никак
— Но ты же знаешь о том, что случилось со мной и с отцом Рона? — спросила я.
— Конечно, — кивнула она. — Ты была единственным другом Рона. Он был из бедной семьи, ты хотела ему помочь. Его мать умерла, когда он был совсем ребенком, а отец Рона был человеком с сомнительной репутацией и тоже рано умер.
С сомнительной репутацией? Рано умер?
— Отец Рона умер... внезапно. Это тебе известно?
— Конечно. Мы с Мэтью много знаем о детстве Рона. — Она недоуменно посмотрела на меня. — Его отец был ветераном войны в Корее. Он много пил. Рон был предоставлен самому себе. А потом его отец умер от инфаркта.
Господи! Оказывается, Мэтью и Синичка даже не догадывались о том, каким чудовищем был Большой Рон, о том, что Рон убил его, спасая меня.
— Ладно, хватит о грустном! — воскликнула вдруг Синичка. — У меня такое чувство, будто мы с Мэтью знаем тебя всю жизнь. Хорошо, что ты приехала! — И она меня обняла.
Я сидела как громом пораженная. Наконец я все поняла. Рон боялся привезти Мэтью домой, боялся, что тот узнает, что ему пришлось совершить, чтобы выжить.
Мы допоздна болтали с Мэтыо и Синичкой. Я расспрашивала Мэтью о его жизни, и он постепенно оттаял. Рон наблюдал за нами с настороженной улыбкой.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, Мэтью меня обнял, Синичка тоже. Мне нравилось на них смотреть — они оба так и светились любовью. Моя мама, женщина романтичная, была бы от них в полном восторге.
Я оперлась на руку Рона, и мы отправились в приготовленную нам комнату. Я все-таки устала за вечер и сразу рухнула на кровать. Рон сел в кресло у окна. Света мы не включали.
— Птичка, ты хочешь о чем-то спросить? — сказал он тихо.
— Оказывается, ты так и не рассказал Мэтью про то, как умер твой отец. Рон, этого скрывать нельзя.
— Сотни раз я пытался заставить себя все рассказать. Не мог — боялся, что это испортит наши отношения.
— На его отношение к тебе это бы не повлияло. За эти несколько часов я убедилась, что он тебя очень любит и уважает. Расскажи ему всю правду.
— Я не хочу, чтобы он меня жалел. Или стеснялся.
— Рон, неужели ты не понимаешь — Мэтью никогда от тебя не откажется!
Рон резко повернулся ко мне.
— Как ты это себе представляешь? Я что, скажу ему: «Да, кстати, знаешь, я пристрелил своего папашу за то, что тот напал на Клэр», да?
— По-моему, это чересчур грубо, но можно и так сказать.
— И про то, что твои родственники, они же и его, отправили меня в приют, потому что не могли жить вместе с сыном Салливана, рассказать?
— Да. Расскажи ему, как все было. Надо с этим разобраться
раз и навсегда. Ты не имеешь права это от него скрывать.— Не хочу, чтобы он ехал в Дандерри. Не хочу, чтобы ему рассказывали о том, каким я был, — о Ронни Салливане, мальчишке с помойки. Он даже не догадывается, как я жил!
— Ты был удивительный. Ты был сильный, порядочный, добрый. И если он узнает то, чего ты сейчас стыдишься, он только убедится в том, что ты был человеком исключительным, раз смог все это преодолеть.
— Он не хочет возвращаться, и с этим я ничего не могу поделать. Сколько раз тебе повторять, это его решение!
— Рон, ты прекрасно знаешь, что это не так. — Я обняла его и пересказала все, что мне говорила Синичка про отношение к нему Мэтью. — Он хочет поехать. Но он боится обидеть тебя. Ты сам должен сказать ему, что ничего не имеешь против.
Я видела, как трудно и больно Рону меня слушать.
— Он никогда со мной об этом не заговаривал, — пробормотал он. — Я ни о чем не догадывался.
— Он не поедет, если ты не скажешь, что хочешь этого, — повторила я. — Но я знаю, ты себя преодолеешь.
— Я сказал, что не буду мешать тебе его уговаривать, — ответил Рон. — Но помогать не обещал.
Я с изумлением посмотрела на него.
— Мы с тобой не сможем жить вместе, если ты не разберешься с прошлым. Тебе не удастся скрыть Мэтью от моих родственников. Рано или поздно все выяснится. Если только прежде наши пути не разойдутся навсегда.
— Ты же прекрасно знаешь — это невозможно.
— Тогда доверься мне.
— Он не имеет никакого отношения к Дандерри, — сказал Рон твердо. — Его там не примут. И меня тоже. Хватит витать в облаках, Клэр. — Он встал, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Вернулся он через час. Я притворилась, что сплю, он притворился, что не хочет меня будить, но потом, когда он лег рядом, мы все-таки обнялись и занялись любовью. Правда, молча.
На следующий день мы все вчетвером отправились покататься на теплоходике.
— Поездка на несколько часов, — объяснил Мэтью. — Так что усаживайся поудобнее, Клэр, и наслаждайся красотами.
— Дорого бы я заплатил, чтобы Клэр по-настоящему расслабилась, — заметил Рон.
Я искоса взглянула на него и с нарочито невинным видом стала перебирать альбомы с семейными фотографиями, которые захватила с собой. Штук шесть из них я выложила на столик, за которым мы пили чай.
Мэтью озадаченно на них посмотрел.
— Здесь все о Делейни, Малоуни и Дандерри, — пояснила я.
— Сколько у Мэтью родственников? — спросила Синичка.
— Двадцать кузин и кузенов, четыре тети, считая мою маму, и три дяди. Еще штук сорок троюродных братьев и сестер.
— Бог ты мой!
Официант принес миски с рыбной похлебкой, и я отодвинула альбомы в сторону. Мэтью, положив ладонь на стопку, сказал взволнованно:
— Клэр, думаю, нет смысла демонстрировать мне семейные фото. Все равно младенческих снимков вашего покорного слуги там нет. — Он взглянул на Рона. — А ты как считаешь, Большой?