Терпение дьявола
Шрифт:
А страх этот опасен, страх – колыбель безумства и гнусных соблазнов, источник отчаяния и безумных поступков.
В качестве доказательства отцу Ватеку не хватало только грандиозного бунта, который все активнее грозил стране. Ночью опять сожгли машины, больше, чем в канун Нового года, все радиостанции об этом говорили. «Предместья», говорили они, охвачены волной недовольства, «молодежь» устраивает поджоги. Столько сигналов бедствия… Отец Ватек с его христианским сознанием считал вандализм скрытым криком о помощи, но понимал, что большинство прихожан не разделяют его милосердия.
Он шел, держась ближе к домам.
Отец Ватек думал о белокурой молодой женщине, что явилась к нему в церковь среди ночи. Офицер полиции. Нет, жандармерии. Очень красивая, надо сказать, – будь он лет на сорок моложе, принял бы ее за искушение, посланное дьяволом. Но Господь позаботился обо всем: с возрастом легче противиться искушениям, поскольку они больше не имеют власти над плотью. Вот оно, доказательство того, что душа существует отдельно от тела. Душа дает человеку превосходство над животными, душа дарит высокие устремления, а плоть есть носитель звериной природы человека. По сути, источник всех несовершенств и слабостей человека – его оболочка. Тело влечет нас к удовольствиям и порокам. А душа выше этого. Отец Ватек заметил это с возрастом. Сластолюбие для священника – враг, с которым он ежедневно ведет битву в молодости, но с годами бои становятся все менее ожесточенными. Так и с большинством смертных грехов. Однако – тут отец Ватек должен был честно признаться себе – чревоугодие остается для него постоянным искушением. Никуда не денешься.
Лейтенант отдела расследований, вспомнил отец Ватек, но имя никак не приходило на ум. Может, она и не представилась? Кажется, нет, но он не был уверен…
Ватек надеялся, что эта женщина следит за новостями и тоже понимает, что происходит в мире. Уповал на то, что его речь нашла в ней отклик. Это было важно.
Нашла ли она людей, которых разыскивала? Служителей лукавого…
Ватек остановился у пешеходного перехода. Человечек на светофоре был кроваво-красный, и священник задумался, не усмотреть ли в этом знамение.
На другой стороне бульвара неровной походкой, задрав нос кверху, шел мужчина. «Что-то с ним не так», – подумал священник.
Поток автомобилей не прекращался и активно портил воздух.
Ватек увидел, как странный человек вдруг развернулся и шагнул на проезжую часть. Плотность движения не позволяла ехать на большой скорости, но сбить бедолагу все равно могли в любой момент, поэтому Ватек замахал руками и закричал, пытаясь привлечь его внимание.
Но человек на него не смотрел. Рыжеватый, с лысиной, пряди волос над ушами, недельная небритость. Одет он был не по-деловому – шерстяной жилет поверх рубашки, торчавшей из спортивных штанов, и расшнурованные кроссовки.
Одна машина затормозила перед ним в последний момент и принялась яростно сигналить. Человек ошалело уставился на нее, склонив
голову набок, будто впервые в жизни увидел автомобиль, затем медленно двинулся к дверце. Женщина за рулем, похоже, выругалась в его адрес, но окно опустить не решилась, и человек принялся царапать стекло ногтями, словно хотел проковырять дыру. «Вот это уже совсем странно!» – изумился отец Ватек. С того места, где он стоял, было видно, что человек как-то очень неестественно прижимает пальцы к стеклу и скребет ими. Было в этом что-то тревожное, и он представил, какой омерзительный скрип раздается при этом.По красным глазам и выгнутой шее Ватек понял, что перед ним наркоман. Наверняка.
Водительница, надо полагать, пришла к тому же выводу. Она замолчала и попыталась тронуться с места, но перед ней уже выруливал грузовик, загорелся красный свет, и возникла масштабная пробка.
Человек в жилете продолжал скрести по стеклу, и Ватек задумался, сумеет ли он проделать дырку, не стерев пальцы в кровь и не порезавшись.
Тут мимо машины проехал велосипедист в костюме, и ему пришлось сбавить скорость. Парню было лет тридцать, на груди у него висела сумка.
Рыжий тип оказался невероятно прытким для наркомана. Он схватил парня за плечо и за ремень сумки, дернул и опрокинул на асфальт. Велосипедист от неожиданности даже не вскрикнул, но едва он начал подниматься, как наркоман кинулся на него и ткнул пальцами в глаза.
На этот раз парень закричал. Его правый глаз с влажным хлюпаньем вытек, и полилась густая кровь.
Наркоман, по-звериному зарычав, встряхнул жертву так, что голова замоталась из стороны в сторону. В реве смешались ярость и удовлетворение.
Ватек вместе с другими пешеходами застыл в изумлении.
Наркоман между тем наклонился и впился зубами в щеку добычи, которая тщетно пыталась вырваться из его хватки.
Когда он отшвырнул жертву, по его подбородку стекала кровь, в зубах торчал кусок мяса, лицо было искажено безумием. Он помедлил, ошалело озираясь, и вдруг бросился под колеса проезжавшего мимо автобуса.
Звук удара раскатился по всей улице – глухой хруст ломающихся костей в глубине мышечной ткани и пяти-шести литров жидкости.
Ватек невольно попятился.
Теперь исчезли последние сомнения.
Час апокалипсиса пробил.
42
Лучшее оружие против страха – это действие.
Таково было твердое убеждение Людивины.
Она отказалась брать отпуск, чтобы неприкаянно слоняться по квартире – «отдыхать», а на самом деле снова и снова переживать случившееся. Думать о том, с чем она столкнулась. Вернее, претерпела. В этом и заключалось самое ужасное. Беспомощность. Неспособность к сопротивлению и схватке с противником. И Людивина знала, что без таблеток, которые оставил доктор Леманн, ей до утра будут сниться кошмары.
Но теперь, через пять часов химического сна с Бенжаменом на диване в гостиной в качестве телохранителя, она чувствовала себя немного лучше. Не сказать чтобы в отличной форме, но готова вернуться к работе. Однако пришлось потратить два с половиной часа на осмотр в больнице Биша, куда ее отконвоировал тот же Бенжамен по приказу полковника Жиана. Врачи должны были подтвердить, что физически она готова вернуться в строй. Ей измерили давление, осмотрели, сделали рентген черепа. Вердикт: всё в норме.