Терпение дьявола

Справа.

Летиция никак не могла решиться. От этой кнопки зависела судьба сорока двух детей.

– Ну-ка, давайте, сначала снимаем ботинки! – бодро сказала она, чтобы Кока-Кола не занервничал, и пошла дальше по салону.

И тут Натан со всей непосредственностью восьмилетнего мальчика сказал:

– Ну мам!

– Так-так… – протянул медовым голосом Кока-Кола у Летиции за спиной. 59

Кровь потекла к Людивине так, будто хотела проникнуть в нее, овладеть ею. Черная струйка проскользнула между губами Брюссена, и он рухнул на нее в тесном пространстве камеры.

Обмякшее тело всем своим весом придавило Людивину к стене, лицо прижалось к щеке, залив ее горячей кровью, затем обслюнявило шею и скользнуло носом по груди.

Она изо всех сил пыталась оттолкнуть его, чтобы сделать вдох, понять, что происходит. Ее трясло в приступе тахикардии, ладони взмокли, она с трудом удерживала в руке фонарик.

Дверь камеры захлопнулась.

Скрежетнули стальные засовы, врезаясь в стену.

– Нет! – крикнула Людивина. – Нет!

Брюссен навалился на ее ногу, удерживал всей своей массой. Она попала в ловушку.

Нет, невозможно. Брюссен не может быть здесь, мертвый, с нею взаперти. Это кошмарная галлюцинация…

Откуда-то донесся знакомый голос. Серьезный голос уверенного в себе мужчины.

– Сами прекрасно знаете, что будет, если не согласитесь внимательно меня выслушать.

В голосе не было ни торжества, ни ликования. Он звучал бесстрастно, так же как и раньше.

Бонто.

Людивина опустила голову. Она вдруг сдалась. С самого начала она дала себя обдурить. Как школьницу.

Бонто завоевал ее доверие. Он разыграл карту скромности, вежливости, отстраненности, а сам дергал за ниточки.

Однако странно, что он взял Брюссена в помощники. По всем признакам главный убийца должен быть волком-одиночкой, который никого не пускает на свой пир. Вожак стаи не делится, он ест первым в своем углу, пока остальные ждут.

Не брал он Брюссена в помощники. Брюссен тут вообще ни при чем.

Людивина ввела себя в заблуждение тем, что она увидела в Бонто, – прирученную тьму, контролируемое безумие в его глазах. Она сразу сравнила его с криминологом Ришаром Микелисом.

Да, они из одного теста, это верно, от них обоих исходит волнующий магнетизм. Но, в отличие от Микелиса, этот человек стоит по ту сторону зеркала.

Логические рассуждения успокаивали, сердце колотилось уже не в таком бешеном ритме, и ей удалось выровнять дыхание.

– Вы проницательная и умная девушка, – сообщил Бонто, – я сразу это почувствовал.

Но она понимала, что на самом деле он хочет рассказать о себе. Это самоуверенность и мания величия убийцы-интеллектуала. Потребность продемонстрировать себя, видеть, что им восхищаются.

– Вашу главную проблему создал я, – признался он. – Сделал из Брюссена дымовую завесу и продолжал свою игру. Когда вы приехали сегодня, я еще не знал, проглотили вы наживку по имени Серж Брюссен или хотите заставить меня в это поверить, чтобы побольше выведать. Я не сомневался, что ваши приятели готовы нагрянуть в кабинет с минуты на минуту и защелкнуть на мне наручники. Я ждал, наблюдал за вами, а потом вы взяли и уехали. В полном одиночестве, как и приехали. Вы были одна. Все это время.

Последние слова он произнес с нажимом, и они отозвались со сверхъестественной силой, отрикошетили от стен и вонзились в плоть Людивины.

– Вы просто не могли остановиться, верно? Действие – ваш наркотик, да? Вы желаете докопаться до правды любой ценой. Двигаться, чтобы не чувствовать приближения смерти. Вы ведь боитесь смерти, Людивина? Вы так часто ощущали ее присутствие, что оно стало невыносимым, да? Или же наоборот – вы жаждете встретиться с ней лицом к лицу?

Стены кружились перед глазами. Брюссен давил на ногу, и от этого начинался приступ клаустрофобии. Не хватало воздуха. Она глубоко задышала открытым ртом, несмотря на одуряющую вонь.

Кровь Брюссена залила ее джинсы и просочилась в кроссовки, словно мертвец тоже хотел сбежать из камеры любым способом.

– Вы ведь вспыльчивы, я не ошибся? Из тех, кто вечно бежит впереди паровоза. Ищете опасность, провоцируете ситуации, которых больше всего боитесь. Вы бросаете вызов смерти, Людивина, потому что она манит вас, как электрический свет – бабочку.

В крошечной камере стало нечем дышать.

Нужно сосредоточиться, взять себя в руки, думать, сконцентрировать мысли на другом.

Он говорит, постепенно нагнетая страх, потому что это его возбуждает и дает власть надо мной. Он ждет, как я буду реагировать, он… наблюдает за мной?

Бонто стоял прямо за дверью. Глазок!

Плавным движением Людивина вынула из кобуры «зиг-зауэр», одновременно взводя курок, и три раза нажала на курок, целясь в дверь и не думая, как ей потом выбираться.

Первая пуля застряла в стали, вторая срикошетила, вонзившись в плечо Брюссена всего в нескольких сантиметрах от бедра Людивины, третья прошла точно сквозь глазок.

Запах пороха ненадолго перебил кислый запах страха.

В ушах звенело от оглушительных залпов девятимиллиметрового калибра.

– Я спишу это на счет вашей фрустрации, Людивина, – опять раздался голос Бонто. – Но больше так не делайте. Иначе мне придется вызвать ваших демонов, чтобы они полакомились вашим измученным подсознанием.

Газ! Бонто угрожает своим галлюциногенным коктейлем. Людивина начала впадать в отчаяние.

Он меня уже одурманил! Поэтому так кружится голова, поэтому взрывается сердце, поэтому мне так плохо – этот мерзавец распылил дозу еще до того, как запер меня здесь!

– У вас «Зиг-Зауэр SP 2022», табельное оружие жандармов, я видел его у вас на поясе. У него магазин на пятнадцать патронов. Но вы весьма осмотрительны, так что у вас есть запасной. Я хочу, чтобы вы протолкнули через дырку в двери оставшиеся двадцать семь патронов, Людивина. Иначе наш разговор закончится прямо сейчас, и вы знаете чем.

Газ. Страх. Все ее подавленные темные импульсы вырвутся одновременно, и в конце концов сердце взорвется.

Людивина вспомнила о телефоне, выхватила его, и экран озарил ее искаженное лицо почти ободряющим светом. Но сигнала не было. Телефон в подвале не ловил сеть.