Терпение дьявола
Шрифт:
– Заткнись! Ты не ТОМЗ! Ты не имеешь права указывать мне, что делать! Прикажи им раздеться, или я вышибу тебе мозги! Живо! Мы теряем время!
Сеньон заскрипел зубами. Он больше не мог этого выносить. И сделать ничего не мог, поэтому сосредоточился на том, что услышал. Психопат постоянно твердил о путешествиях. И что это за ТОМЗы такие? Кого он называет туроператорами и организаторами?
Они говорили ему, что делать… Надзиратели! Либо санитары и врачи в психушках, где его запирали на годы. Вот что он имеет в виду под путешествиями. Его навязчивые идеи вертятся вокруг этого.
И как этим можно воспользоваться против него?
В динамике
Она расстегнула карман! Заглянула в него и знает, что я ее слушаю!
Сердцу было тесно в груди, хотелось ударить кулаком в стену, разнести все вокруг.
Его жена помогала детям раздеваться и одновременно старалась их успокоить. Затем она снова обратилась к сумасшедшему:
– Почему вы привезли нас в этот меловой карьер? Почему шоу должно быть именно здесь?
– Потому что тут спокойно.
Сеньон щелкнул пальцами:
– Здесь должен быть меловой карьер!
И бросился искать карту района – она нашлась на соседнем столе.
– Черт, их тут полно! – в отчаянии воскликнул Франк, разглядывая карту.
Летиция, с трудом сдерживая всхлипы, продолжала свой героический труд:
– Но почему именно этот?
– А почему нет? Тебе не наплевать?
Мерзавец не сказал, как называется карьер.
– Если хочешь устроить красивое шоу, уйти красиво, как-то тупо выбрать для этого место с дурацким названием… – Голос Патрика Маона внезапно сделался громче, он подошел ближе к Летиции. – И еще я хочу уйти в том месте, которое хорошо знаю, вот и все.
Бенжамен схватился за ноутбук.
– Значит, он там часто бывал. Какой у него адрес? – спросил он, быстро просматривая досье Маона.
– У него права шофера-дальнобойщика! – напомнила Магали, все еще ожидавшая координаты. – Наверно, он работал в этом карьере.
Бен хлопнул в ладоши:
– Карьер Гугенотов! Он водил там грузовик в начале нулевых!
В динамике айфона голос Патрика Маона сделался еще громче:
– Ну все, хватит тормозить! Кто не успел раздеться – вам же хуже, вас и так долго ждали. Пора!
Нет, только не сейчас!
Жиан опять связался с контртеррористами.
– Они выехали из Сатори, будут в карьере через полчаса.
– У нас нет получаса, – покачал головой Сеньон. – Бен, карьер далеко отсюда?
– Если пустите меня за руль, доедем минут за десять.
Сеньон не дал шефу принять решение – он уже мчался к выходу, на бегу проверяя кобуру с табельным оружием.
61
Самым страшным в облике дьявола были клыки. Тонкие, полупрозрачные, заостренные кинжалы, готовые разорвать плоть, чтобы добраться до души.
Он склонился над Людивиной.
Гортанный тысячелетний голос громыхал так, будто миллионы страдающих людей кричали вместе с ним.
– Сейчас все пройдет. Это простая предосторожность, чтобы сделать вас послушнее.
Когтистая лапа коснулась ее волос. Людивина силилась вдохнуть, едкий пот заливал глаза, она дергала ногами, пытаясь вжаться поглубже в стену, лишь бы очутиться подальше от чудовища.
Сердце колотилось так быстро, что казалось, она вот-вот потеряет сознание. Грудная клетка превратилась в огромный резонатор боли.
– Дышите и постарайтесь расслабиться, – сказал дьявол, скрытый за знакомыми чертами доктора Милмона Бонто. – Мы еще не закончили.
Что не закончили?
–
Показывать друг другу свои истинные лица, что же еще?Разве она спросила вслух? Вполне возможно, учитывая ее состояние, но нельзя исключить, что он читает ее мысли…
Твое лицо я уже видела. Извращения, пороки, страдание, страх…
– Вот уж нет, только не страх, можете мне поверить. Но он придет.
Стены камеры обрели плотность, и Людивина поморгала, чтобы лицо доктора Бонто проступило яснее.
Острые клыки исчезли, но в глубине гортани еще мерцало красное пламя, когда он снова обратился к ней:
– Наша встреча была неизбежна, вы это понимаете? Я только познакомился с вами, и вот уже пора прощаться.
– Это совсем необязательно, – с трудом выговорила Людивина. – Вы не должны меня…
– Нет-нет, я ничего делать не буду. Я всего лишь разоблачитель, я ваш терапевт. Но вы слишком глубоко вытеснили правду, милая моя, спрятали свое лицо, похоронили собственных демонов, вместо того чтобы бороться с ними, отрицали свои страхи, а не анализировали их. А знаете, что бывает с людьми, которые подавляют свои проблемы? Они умирают…
В голосе Бонто не было ни малейшего сочувствия, он просто констатировал факты. Как и любой психопат, сказала себе Людивина, глядя на него, он не испытывает ничего, кроме своеобразного ликования, отбирая жизнь. Его охватывает эйфория, когда он играет в Бога. Но Бонто очень умен, он знает механизмы психики, знает, что, если в детстве нарушены эмоциональные отношения, человек компенсирует это и вырастает абсолютно отстраненным.
Надо было найти способ пробиться к его эмоциям, увлечь его на эту территорию, чтобы он перестал видеть в ней только объект для удовлетворения своих прихотей, чтобы взглянул на нее как на женщину. А для этого требовалось найти его болевую точку, чувствительную струнку, где бы она ни находилась. Ей нужно выиграть время, чтобы действие наркотиков чуть-чуть ослабло, пульс вернулся в норму, а силы немного восстановились.
– Доктор, – проговорила Людивина с пересохшим горлом, – вы в том же положении, что и я, сами знаете… Все это… не более чем спектакль для собственного успокоения. Что вы скрываете… глубоко внутри? Каков ваш главный страх? Он настолько невыносим, что вам приходится прятать его за чужими кошмарами?
Бонто едва заметно усмехнулся.
– Не пытайтесь увлечь меня в этом направлении, Людивина, – сказал он голосом, который сейчас казался почти обычным. – Это не даст вам ничего, кроме разочарования. Вам не приходило в голову, что не у каждого явления есть причина? Вероятно, у вас на языке вертится вопрос, было ли мое детство несчастным? Нет, наоборот, я был окружен такой любовью, о которой другие могут лишь мечтать. Меня никто не бил и не насиловал. До восемнадцати лет я не был свидетелем чужой смерти. По сути, мое детство было скучным, но идеально сбалансированным.
– Но… камень преткновения все-таки есть. Вы это прекрасно знаете.
– Нет, Людивина. – Бонто указал на нее пальцем. – Вы тоже кое-что прекрасно знаете. У поступков некоторых «серийных убийц», если их можно так назвать, нет рационального и психологического объяснения. Вы бы назвали это «чистым злом», будь у вас сейчас ясное сознание.
Людивина заставила себя изобразить игривую улыбку. Пока разговор развлекает Бонто, он не распылит ей в лицо очередную дозу.
– А вы, доктор? Какое определение вы дадите самому себе?