Угол покоя

Волна отхлынула, камнешарки сели обратно и стали невидимы, полый берег огласился гулким отзвуком, зеленая вода двинулась из бухточки вспять, с утеса потекли струи, окна открылись, и сквозь них она снова увидела как бы в миниатюре яркое дальнее море с белыми гребешками и темно-синюю линию горизонта.

Оливер отвел взгляд от бурных объятий моря и суши и посмотрел на нее. Улыбнулся, не обнажая зубов, резиновой губной улыбкой. Но затем, как будто попытка породила реальность, улыбка стала настоящей. Он покачал головой, пожал плечами, хлопнул себя по бедрам и вскинул руки маленьким взрывом, как взлетает волна или вспархивают морские птицы.

– Хорошо. Я сообщу Конраду. Потоси отпадает.

Его великодушие почти надломило ее. Сдавленным голосом она едва выговорила:

– Прости меня. Я понимаю, чего это тебе стоит.

– Немногого это мне стоит. Азарт азартом, но в разлуке мне было бы плохо. Я не должен был забывать, что вы с Олли не можете жить в таких местах.

– Что-нибудь еще наверняка подвернется.

– Скорее всего. Но предложений ждут месяцами. Все горные инженеры в Сан-Франциско сидят в своих пустых кабинетах и раскладывают солитер.

– Мы продержимся, денег у нас еще надолго.

– Если я ничего не найду, денег у нас примерно на три недели.

– Есть мои деньги, мы их не трогали. Есть заказ на иллюстрации к балладе Бойесена, и я рисую Санта-Круз. Я уверена, что смогу продать Томасу еще один очерк…

– Это прекрасно, – сказал Оливер. – Я горжусь тобой. О твоих успехах нам беспокоиться нечего. Однако же содержать семью – моя обязанность. Я хочу иметь деньги на билеты, когда нам опять придется переезжать.

– Дашь ты мне когда-нибудь об этом забыть? – спросила она и обратила к нему улыбающееся, просящее, досадливо наморщенное лицо.

Когда у него такой упрямый вид, говорить с ним бесполезно. Сама виновата. Притворившись поэтому, что расслаблена, что забота отступила, она откинулась назад, прислонилась к лежащему стволу, испустила словно бы счастливый вздох и вскинула лицо к небу, продраенному морским ветром.

– Ты не волнуйся, – сказала она. – Ты свой шанс получишь. Я зря сказала, что с ума тут схожу, это не так. Тут до того красиво! Скучаю по тебе, вот и все. А сейчас ты здесь, Олли здоров и весел до невозможности, все прекрасно. – Он молчал, и ей пришлось лежать в неподвижности, ждать ответа, пока не заныла спина. Она выпрямилась. – Судя по всему, твой эксперимент с цементом не удался.

– Когда я все проделал, у меня по-прежнему был только известняк и глина. Даже клинкер не получился.

– А еще раз можешь попробовать?

– Конечно, могу. Завтра же и займусь. Мне надо чем-нибудь заниматься, кроме как ходить по чужим кабинетам и рассиживать там, задрав ноги на стол. Но это эксперимент, а не работа.

– Ты говоришь, на гидравлический цемент будет огромный спрос, если кто-нибудь в стране научится его делать.

– Спрос? Разумеется. Сейчас весь цемент ввозится из Англии.

– Может оказаться выгодным делом.

– Сладкие мечтания, – сказал Оливер. – Допустим, у меня получилось. Чтобы извлекать из этого доход, надо построить завод на пустом месте: аренда земли, здания, механизмы, тара, перевозка и бог знает что еще. Деньги. Большие деньги.

– Попробуй кого-нибудь найти, кто бы тебя поддержал.

Теперь она завладела его вниманием полностью. Он воззрился на нее искоса, настороженный и готовый рассмеяться.

– Предлагаешь податься в цементный бизнес? Я инженер, а не капиталист.

– Но если кто-нибудь тебя поддержит, разве ты не мог бы проектировать механизмы, строить, сооружать, тем заниматься, что ты так любишь, и, допустим, быть управляющим, администратором или еще кем-то в подобном роде?

– Я вижу, ты все уже спланировала.

– Но почему нет?

– Шкура неубитого медведя, – сказал он.

– Оливер, душа моя, я убеждена, что ты это можешь!

– И медведя выслеживать, и семью по ходу дела содержать.

– Семья сама о себе позаботится.

– Нет, пока глава семьи жив-здоров, – возразил Оливер. – Найду что-нибудь, изыскательские работы или еще что.

– Но я хочу, душа моя, чтобы ты не бросал эксперименты с цементом!

– Ясно, душа моя. – Он улыбнулся. – Ясно, чего ты хочешь.

– Да, и знаешь, чего еще я хочу? Чтобы ты сделал цемент, и получил капитал, и построил завод, и соорудил все механизмы, и начал продавать цемент по всей стране, а потом я хочу, чтобы мы купили это озеро и этот мыс и построили дом, который глядит прямо на Японию. Чтобы мы забрали Лиззи от ее фермера, а Чужака от мамаши Фолл. Представь себе, как он на этом берегу будет гоняться за песочниками и мочить свои большие лапы! Как Олли тут будет расти, как он вымахает на свежем воздухе в самого что ни на есть здорового большого мальчишку и, может быть, выучится, станет ученым или натуралистом, как Агасси [76] , возьмется исследовать приливные водоемы. Можно будет отдать его в хорошую школу на Востоке, а потом он окончит Йельский или Бостонский технологический, так что не пострадает от того, что рос в дальних краях. Оливер, душа моя, тебе непременно надо работать над цементом!

76

Луи Агасси (1807–1873) – швейцарский и американский естествоиспытатель.

Все еще улыбаясь, сузив от солнца глаза до серпиков, он сказал:

– Я буду. В свободное время. И без всяких надежд на богатство. Так что не думай пока про этот особняк.

– И все-таки это возможно. Возможно, правда?

– Такой вариант не исключен.

– Значит, душа моя, тебе надо ради этого трудиться. Не беда, что не предлагают должностей. Ты можешь этим заниматься, и мы не будем так разлучены, как если бы ты согласился на Потоси.

Волны грохали об оконечность выступа, в небе, крича, стаями носились камнешарки, чайки, пепельные улиты, ржанки, воздух полнился острыми запахами соли и йода. Она поднесла ладони к щекам, горевшим от солнца, ветра и настойчивости. Оливер смотрел на нее пристально.

– А если не получится? – спросил он.

– Тогда поеду с тобой, душа моя, куда придется. Олли, если надо, оставлю у мамы или у Бесси, пока он не вырастет и не сможет быть с нами. Но у тебя получится, душа моя, мне чувство подсказывает, я блаженно в этом уверена. И мы построим дом на этом мысу и будем смотреть, как проплывают киты.

Он глядел на нее сонными благодушными глазами.

– Я думал, ты хочешь обратно на Восток.

– Потом, не сразу. Но, Оливер, если у тебя, душа моя, получится, я буду рада остаться тут на десять лет. Может быть, пока не придет время отдать Олли в школу. Я бы иногда ездила домой ненадолго, большего мне и не надо. Мы могли бы зазывать родных и друзей на наш маяк.

Его ладонь двинулась к ее щиколотке, сжала и потрясла. Он смеялся. Она видела, как он ею пленен.

Может быть, вспомнил, как держал ее за щиколотку, когда она нависла над водопадом на Большом пруду. Может быть, хотя мне в это не верится, он подумал, что в тот день их пикника и его ухаживаний он с таким же успехом мог бы нажать ладонью на пластину капкана.

3

Пусть теперь Мэриан Праус в духе театра девятнадцатого века провезет по сцене коляску с надписью на боку: два месяца спустя. То есть у нас ноябрь 1877 года.