Узы крови

– Напомни-ка мне, Никлаус, кого мы ищем? – поинтересовался Элайджа, едва не налетевший на резко остановившегося брата. Престолонаследник застыл в странном ожидании, при этом немного подавшись всем телом вперед, дабы разглядеть сгущавшуюся вокруг темноту.

– Не так давно я гостил в Соколином Гнезде, где познакомился с одним человеком. Тебе он вряд ли понравится, поскольку не вписывается в принятые рамки понятия “благородства”, однако нам было весело. А еще у него обворожительная сестра, думаю, вы найдете общий язык.

Клаус подмигнул, а затем весело рассмеялся, заметив на лице младшего Льва явные признаки недовольства. Дразнить кого-либо из родственников было самым любимым его занятием, в особенности, если им оказывался именно Элайджа. Не полностью насладившись видом рассерженного брата, Никлаус извлек собственный меч, гораздо меньше, чем отцовский, воткнул его острием в землю и оперся подбородком о навершие, сложив при этом руки по обе стороны гарды. Уголки губ растянулись в типичной ироничной усмешке, после чего послышался приглушенный, словно мурлыканье, голос с отчетливым столичным акцентом:

– А ведь точно! Я и забыл, что ты заинтересован в другом персонаже данной истории. Какой там девиз у Старков? Зима близко? Не так хорош, как наш, но вполне приемлемо для сына короля, – гневный взгляд, зеленым огнем мерцающий в чуть суженных глазах, заставил кронпринца поспешно поднять обе руки вверх в знак примирения. – Прошу прощения, милорд, я сам не понимаю, что говорю. В конце концов, о чем речь? С твоей нерешительностью и врожденной любовью тщательно продумывать каждый шаг, она быстрее выйдет замуж за какого-нибудь неотесанного вассала. Но в этом, безусловно, есть свой плюс: когда это произойдет, я налью тебе вина и поздравлю с тем, что ты удачно избежал неприятностей.

Элайджа внимательно посмотрел на кривляющегося брата, понимая, что отвечать на подобную провокацию было бы глупо. Положив руку на грудь, он слегка мотнул головой, избавляясь от навязчивых прядей, падающих прямо на глаза, а затем медленным шагом направился в сторону все еще усмехающегося кронпринца.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Никлаус? – Лев слегка наклонил голову, ожидая какого-либо подвоха, однако второй сын Майкла был гораздо умнее. Дождавшись, пока старший брат, упивающийся собственным тщеславием, не замешкается, Элайджа резко поддел ногой плотно закрепленное в земле лезвие меча. В результате подобного маневра сталь накренилась немного в сторону, а ее обладатель рухнул на землю. Довольный собой, принц обошел упавшего и остановился над ним, глядя сверху вниз. – Ты недооцениваешь противников.

Столь неблагородные действия со стороны человека, считающего себя одним из самых воспитанных людей в королевстве, вызвали у Клауса приступ смеха. Приподнявшись на локтях, он не без удовольствия наблюдал за сведенными вместе бровями и плотно сжатой челюстью – одно из редких проявлений гнева на лице второго сына. Кронпринц, наконец, поднялся с земли, показательно стряхнул с одежды несуществующие пылинки, а затем, тихо посмеиваясь, подошел к валявшемуся неподалеку мечу. Он не успел даже коснуться пальцами холодной стали, поскольку чья-то нога, облаченная в обувь с заостренным носком, неожиданно оказалась на рукояти клинка. Клаус, разозленный действиями младшего брата, угрожающе сверкнул глазами, однако сразу же отпрянул в сторону, когда понял, что за человек стоял прямо над ним. Дьявольская усмешка блуждала на слегка приоткрытых губах, оголяющих белоснежные зубы.

– Посмотрите, кто у нас здесь, – явный акцент выдавал в нем уроженца Восточного региона. Он проглатывал окончания некоторых слов, в результате чего получалась странная, не совсем внятная смесь. После непродолжительного молчания незнакомец опустился на одно колено, приподнял огромный клинок и критически осмотрел его. Оставшись довольным, он провел кончиком языка по нижней губе. – Значит, слухи не оказались ложными? Я держу в руках тот самый меч, коим был убит Рубен Мартелл? Скажи мне, что это правда. Умоляю.

Он умышленно растянул последнее слово, подчеркивая таким образом значимость предстоящего ответа. Элайджа с негодованием наблюдал за поведением незнакомца, отмечая про себя, что тот слишком напоминает Клауса. Он никогда не видел его прежде, но уже чувствовал неприязнь. Кронпринц, в свою очередь, с минуту разглядывал изменившееся за два года лицо, приобретшее более мужественный оттенок. Насупленные брови, от природы немного изогнутые, придавали ему ироничный вид, что лишний раз дополняло образ хитрого и изворотливого ублюдка, каковым он себя мнил. Легкая щетина покрывала незначительную часть прямоугольного лица; верхняя губа и подбородок заросли намного больше, чем щеки. В царившей вокруг темноте было практически невозможно разглядеть цвет глаз, но Никлаус хорошо помнил, что они смеялись даже в те моменты, когда их обладатель лишь думал о том, стоит ли над этим насмехаться.

– Кай, ты изменил прическу? Мне нравится, – отметив тот факт, что волосы, против обыкновения, были зачесаны назад, что в корне противоречило привычкам наследника Соколиного Гнезда, Клаус решил сделать на этом акцент. После сказанного он потянул руку вперед, к своему мечу, но схватил лишь пустоту.

– Я все еще жду от тебя интригующих подробностей, Ник, – он осторожно провел указательным пальцем по лезвию меча, улыбаясь неглубокой царапине, оставшейся после этого эксперимента. – Ты убил одного из самых важных людей Беленора, но даже не послал мне письма по этому поводу. Тем самым ты заставил меня получать сведения из самых неблагонадежных источников в виде суеверных крестьян, которые утверждали, что в тебя вселился сам Люцифер, превратив перед этим в черного льва с горящими, налитыми кровью глазами и острейшими когтями. Именно в этом обличье ты напал на обезоруженного и ничего не подозревающего дорнийца и выпотрошил все его внутренности. Потом, разумеется, у тебя был потрясающий пир.

– Почему ты так уверен, что это неправда, друг мой? – Клаус загадочно усмехнулся и подмигнул, чем вызвал бурный смех со стороны собеседника. Только тогда Ланнистер заметил взгляд Элайджи, выражающий удивление и непонимание одновременно. Наигранное негодование заиграло на лице кронпринца и заставило его толкнуть старого знакомого в плечо.

– Ах, да, где же мои манеры? – наследник Соколиного Гнезда без боя отдал отобранный меч и с должной поспешностью подошел ко второму принцу, перед этим сделав впечатляющий, едва ли не до земли, поклон. После этого Элайджа увидел перед собой протянутую руку, отчаянно жаждущую пожатия. – Малакай из дома Арренов, сын Робина. Но зови меня Каем. Я не люблю свое полное имя, поскольку это щедрый подарок отца, который считал, что я стану злым человеком.

– И он не особо ошибся, милый брат, – Элайджа не успел вложить свою ладонь в руку Кая, поскольку тот резко отпрянул и рванул в сторону подошедшего коня. Вороной жеребец недовольно фыркнул Аррену прямо в лицо и почти укусил его за пальцы. Все это вызвало у хозяйки животного веселый смех. – Просто смирись с тем, что он тебя не любит.

Кай боком обошел норовистого коня и протянул сестре руку, помогая спешиться. Никлаус не без удовольствия подошел к девушке и поцеловал в щеку, как старую подругу. Он хорошо помнил те приятные моменты, когда они втроем мчались по крутым заснеженным склонам Птичьего Пути. Как ни странно, она ни капли не изменилась: все те же проникновенные голубоватые глаза, поддернутые легким сизым дымком. Нежная улыбка освещала красивое лицо, не обремененное изъянами или недостатками. Светло-каштановые волосы, доставшиеся от матери, ниспадали на грудь. В ней удивительным образом сочетались типичные для Востока черты вместе с примесью чего-то своего, индивидуального.

Если бы не пара обстоятельств, препятствующих Клаусу, то он бы давно задумался о том, что пора исполнить одно из давних поручений отца. Тонко очерченные брови взметнулись вверх в тот момент, когда старший брат вальяжной походкой направился к ней и остановился рядом. Обычно это свидетельствовало о желании обсудить что-либо между собой. Склонив голову к прямому плечу, Хелена вопросительно взглянула на Малакая; заметив одну из тех частых дьявольских усмешек, она закатила глаза и тяжело вздохнула, осознавая, что ее ожидают очередные нравоучения и целый список правил, которые он, как правило, всегда нарушал первым.