Вернуться в Антарктиду

– Нет, Адель, так нельзя, - наконец проговорила Мила. – С людьми нельзя как с животными и комарами.

– Почему нельзя? – спросила Адель.

– Потому что это некрасиво и невежливо. Ты не должна приказывать. Если ты чего-то хочешь, надо попросить.

– Почему надо попросить? А если я попрошу, а они не захотят, что тогда?

– Найти аргументы! – Поворот, который принимал разговор, шокировал Милу все больше. – Надо найти слова, чтобы они тебе поверили и согласились с тобой.

Адель поскучнела:

– Это долго.

– Да. Долго и иногда сложно, но только так и надо. Потому что люди – не животные. Ты понимаешь?

Адель не ответила. Кажется, Мила ее не убедила. Авторитет невидимого папы оставался для нее весомее.

– Скажи, пожалуйста, - спросила Москалева, подавляя внутреннюю дрожь от перспектив, на которые собиралась отважиться, - а твой папа все еще здесь?

Адель посмотрела на нее исподлобья и кивнула.

– Я могу его увидеть?

– Почему тебе надо на него смотреть?

– Чтобы познакомиться с ним, это же возможно?

– Я покажу.

Адель сунула руку в кармашек брючек и достала помятую цветную фотокарточку. Положив ее на стол и расправив ладошкой, она с гордостью провозгласила:

– Вот мой папа! Он красивый, правда?

Мила посмотрела на фотографию улыбающегося молодого мужчины в деловом костюме и галстуке. Лицо у Павла Долгова было мужественное и симпатичное, волосы темные и слегка вьющиеся, что было заметно из-за того, что прическу он носил удлиненную, как артист, а не как военный. Павел сидел в большом кожаном кресле за рабочим столом с компьютером и подставкой для письменных принадлежностей из золота и малахита. За его спиной виднелись книжные шкафы.

– Да, он красивый, - согласилась Мила. – Но фотография не считается. Я бы хотела увидеть его твоими глазами. Ведь так можно сделать, не правда ли?

Адель пожала плечами:

– Мама иногда видит. Но ты не умеешь. Ты даже колечки не видишь.

– Какие колечки?

– Которые вокруг нас вращаются. Мы с тобой как пирамидки. Мы можем играть в колечки, собирая их на себя и снимая. И еще в них можно заглянуть. Но ты ничего не умеешь! Хотя ты и взрослая, но в этом хуже маленького ребенка. Так папа говорит.

– Я собираюсь научиться. И если ты мне немножко поможешь, то я научусь быстрей.

Адель снова пожала плечами:

– Папа говорит, это надо делать в храме. Храм – важный рубеж, только тебя туда не зовут, а приказать им, чтоб позвали, ты не хочешь.

– Да, приказывать я никому не хочу. Я просто подожду, когда меня пригласят.

– Тебя не пригласят. Но папа говорит, ты можешь поплыть туда сама.

– Сама? – удивилась Мила. – Вплавь?

– Взять лодку и поплыть. А я поплыву с тобой. Нам не надо разрешение. Даже мамино. Ты скажешь, что покатаешь меня немножко по речке. А папа нас проводит, и тогда в храме ты станешь великой.

– К-кем?

– Великой, - Адель склонила голову к плечу. – Хочешь стать великой, Мила?

Мила переглянулась с Кириллом. Мухин забыл про то, что делал, и внимательно слушал их странный разговор, не спеша, впрочем, принимать в нем участие.

– Наверное, нет, не хочу, - сказала Мила.

– Но ты же хотела научиться! – воскликнула Адель. – Это что, было понарошку?

– Нет, но…

– Тогда ты не хочешь покатать меня на лодочке прямо сейчас? – нетерпеливо уточнила Адель.

– Знаешь… - Мила прочистила горло, - я не умею управлять лодкой.

– Но ты взрослая!

– Взрослые тоже не все умеют. Как с этими непонятными колечками... Слушай, - Мила оглянулась, - а разве здесь мы никак не можем с тобой потренироваться? Скажу по секрету, что уже делала такое однажды, и это было не в храме, а в обычном доме. Мне бы очень хотелось повторить это прямо сейчас. До храма все-таки долго плыть, и там много людей, ученые его исследуют, фотографируют… А тут на нас никто не смотрит.

– Это нечестно, - надулась Адель. – Я хочу прокатиться на лодочке. Без лодочки ничего не получится.

– Очень жаль.

– А почему ты не видишься со своим папой? – вдруг спросила Адель. – У тебя тоже есть папа! Зачем тебе мой?

– Мой папа живет в другой стране, - ответила Мила. – Если бы он жил рядом, то мы бы виделись очень часто.

– Он хочет тебя увидеть.

– Это сейчас невозможно.

– Нет, возможно. Он приедет к тебе. Скоро. Может быть завтра.

– Завтра? Сомневаюсь.

– Приедет-приедет, - кивнула Адель. – Мы там были, в этом городе, а сегодня твой папа там. Он ходит по улице, где мы ходили. Завтра он будет здесь.

– Мой папа… где?

– В городе с лемурами. Он тоже кормил их бананами.

Мила испугалась. То, что Вик вчера сказал ей про лекарство и роль ее отца во всей этой ужасной истории, она собиралась обдумать когда-нибудь потом, попозже, сначала ей надо было свыкнуться, но слова Адель подняли в ней бурю.

– Илья Сперанский на Мадагаскаре, - подтвердил Кир. – Вик разве тебе не сообщил? Его перевели в Антананариву. Вчера он прилетел на остров.

– Неправда! – прошептала Мила, стремительно бледнея.

Кир не услышал или не придал значения:

– Он наводил о тебе справки – я видел список его запросов. И если ты спросишь моего мнения, то я бы тебе не советовал с ним видеться. Это твой отец, конечно, и все такое, но учитывая его специфические знакомства и интересы… Держись от него как можно дальше!

Перед глазами у Милки потемнело. «Папа не стал бы мне вредить!
– Он мог верить, что тебе это во благо…»

Она судорожно попыталась вспомнить, как надо контролировать эмоции. Миша Загоскин объяснял ей… И Вова Грач тоже объяснял, но сейчас, когда эти знания стали ей жизненно необходимы, она все забыла.

– Эй, ты в порядке? – встревожился Мухин. – Я что-то не то сказал?

Мила, зажмурившись, стала дышать глубоко и редко, но спокойствие не возвращалось.

– Тебе надо в храм, - заявила Адель. – Беги к реке!

– Я никуда не побегу. Я здесь в безопасности. Я спокойна.

– Папа говорит, ты совсем не спокойная. Тебе надо в храм, и он тебе поможет.