Внезапный выброс

Мембрана шахтофона беспрерывно трещала. Напоминание о надвигающейся катастрофе не только не остановило проходчиков подножного, а, наоборот, придало им рабочего азарта. Отбойные молотки застучали еще яростнее. И эта порывистая их скороговорка действовала на Тригунова успокаивающе. Да и вывалов стало меньше. Отделение успевало не только заделать промоины, но и выкраивало время, чтобы перевести дух.

Еще и еще раз обследовав щит, Тригунов помрачнел: если он переместится вниз и перекроет «течку» — «фиалка» хлынет по просеку, захлестнет их, отрежет путь отхода проходчикам подножного. «Надо, — приказал Маничу, — поставить крепь так, чтобы в случае чего щит, перегородив просек, заслонил нас, открыв «фиалке» путь в «течку».

Затишье продолжалось не больше часа. Сразу, словно по периметру щита одновременно отпалили серию шпуров, произошло несколько обрушений. Открывшиеся углубления стали быстро разрастаться, сливаться друг с другом. Образовалась большая промоина. Мурцало бросился, чтобы закрыть ее, но тут же был сбит и отброшен потоком «фиалки». Манич и Репьев еле успели выхватить его.

Тригунов, обретая внутреннюю твердость, надавил на сигнальную кнопку. В подножном штреке, на откаточном, там где разбирала завал бригада Хлобнева, на пункте подачи питания, на главной и запасной базах, тут, у щита, и на командном пункте взвыли сирены, замигали красные лампочки: «Уходи от опасности!»

Направляющим шел Манич, замыкающим — Тригунов, в середине — респираторщики, они несли Мурцало. Пригибаясь, чтобы не задевать касками верхняков, продвигались быстро. Стремление у всех было одно: успеть выскочить на откаточный. Только бы успеть! Он — широк, там — водосточные канавки. Заполняя их, растекаясь по подошве штрека, «фиалка» потеряет стремительность, и от нее можно будет все-таки уйти. Да и догонит — не сшибет.

Тригунов мысленно прослеживал ее путь. Вот она, «обыграв» и развернув щит, уже хлынула в «течку», заполнила устроенную для нее ловушку, переметнулась через барьерную перемычку и — на подножный. «Успели из него уйти или нет? Успели. А может, нет?..»

Послышались треск, тяжелый шум, будто вздох великана, затем — воздушный толчок в спину, отдаленный гул падающей неоднородной массы. «Вынесло щит, — догадался Тригунов. — А что, как не развернет его, что, как перекроет он, не дай бог, «течку» и все пойдет на нас?..» Тригунов принял несколько вправо, к стенке просека: если настигнет вал, можно будет вжаться между стойками, ухватиться за них и не дать свалить себя с ног. Условным толчком по левому борту респиратора приказал выполнить тот же маневр и впереди идущему, а тот передал эту команду следующему, и — дальше, дальше, до самого Манича.

Но расчет командира отряда оказался точным, а крепь, возведенная Маничем, Мурцало, Репьевым, сослужила именно ту службу, какую она должна была сослужить, — щит перегородил просек и направил «фиалку» в «течку».

Последним на откаточный штрек спустился Тригунов. К ним спешило резервное отделение.

— Выскочили? Все? — голос Тригунова был хриплым, прерывистым.

— До одного! — успокоил его Капырин.

Выручила барьерная перемычка. Комлев и Гришанов со своими людьми выбрались раньше, чем «фиалка» залила устроенную для нее ловушку.

Дальше Мурцало — сбитый «фиалкой», он ушиб голову и потерял сознание — несло отделение Капырина. Черная тягучая жижа продолжала прибывать. Поднялась до колен, до пояса… Тригунов не отдалялся от носилок, держался у их изголовья. Лицо Мурцало скрывала маска респиратора, но судорожная вибрация дыхательного мешка говорила о его состоянии больше, чем он сам мог бы сказать. Тригунова охватило тупое отчаяние. В голову лезло нужное и ненужное. Тригунов отчетливо услышал голос Клёстика: «Если память не подводит меня, я рекомендовал вам, товарищ командир отряда, выпустить и откачать «фиалку», а затем форсировать проходку подножного и вести поиски пострадавших в лаве? Так я советовал? Вы, насколько помнится, преимущества плана, предложенного мной, назвали сомнительными. И предпочли его своему, несомненному. Теперь вы видите, какой он, ваш несомненный! Скажите, вы уверены, «сто «фиалка» не захлестнула проходчиков? Спрашиваю: уверены? А ведь мы могли бы сток ее регулировать. Понимаете? Регулировать! А самовозгорание не по расписанию начинается, оно могло бы и задержаться. Так-то вот… Кстати, и за травму вспомогателя Мурцало с вас спросится. Вы находились там, рядом, все видели и тем не менее допустили. Да-с, допустили! Невольно напрашивается вопрос: можно ли…»

— Товарищ командир отряда, вентиляция потянула, — доложил Капырин.

Тригунов замедлил шаг, подставил разгоряченное лицо навстречу едва уловимому движению воздуха. Оно набирало силу, стало ветерком и вот по откаточному штреку хлынул прохладный упругий поток: лава свободна! Тригунов дал сигнал: «Стоп!» Определив состав атмосферы, он скомандовал: «Выключиться из респираторов!» — осторожно снял маску с Мурцало. Тот жалко улыбнулся:

— Спасибо, товарищ командир, что там… не оставили.

— Вам нельзя разговаривать, — не разобрав слов Мурцало, остановил его Тригунов и вызвал по рации Комлева. — Следуйте навстречу отделению Капырина. Окажите помощь пострадавшему Мурцало. Сопроводите в больницу. Привлеките лучшие врачебные силы. — Затем вызвал запасную базу. — Передайте на командный пункт: установилось интенсивное проветривание. Бросить все силы на откачку штрека. С отделением Манича иду в разведку.

Глава XXVII. ШАГ, ЕЩЕ ШАГ

«Фиалка» уже добралась к самому подбородку, и Жур поднял руку, чтобы дать роковой сигнал Пантелею Макаровичу. Тот приготовился выполнить его команду, но в последний миг Ермак поборол опустошавшую слабость, приподнялся на носках, и «фиалке», чтобы дотянуться до его искусанных губ, надо было еще подняться на целую четверть. И она, точно специально для этого, стала расти, расти и почти достигла последней черты, как вдруг торопливо отхлынула, поползла вниз…

«Фиалка» убегала с гулом, бульканьем, и сразу вслед за ней к ним ворвался ветер. Он был упругим, мокрым, насквозь пронизывающим. Марина, Ермак, Пантелей Макарович оказались на узеньком уступчике сланца, вот-вот готового расползтись и затянуть их туда, где все еще глухо хлюпало черное месиво.

Марина вдруг ощутила прилив сил, полностью, казалось, оставивших ее. Просунув пальцы в зазор между кровлей и верхней кромкой рештака, одной рукой она вцепилась в эту кромку, второй направила в промоину, из которой всего несколько минут назад хлестала «фиалка», единственную — одну на троих — горевшую в полнакала лампу и стала осматривать лаву. Всю крепь из нее вынесло. Размокший сланец, обрываясь, падал на размякшую почву небольшими, похожими на коровьи блины нашлепками, и они медленно сползали вниз.

— Задержимся — обвалится, — вслух подумала Марина.

— Рухнет — хана, — поддержал ее Ляскун. — На откаточный надо двигать. Раз есть вентиляция, должен быть и проход.

Ермак стукнул кулаком по обаполу — тот держался крепко. Снял сапог, взял его за голенище, размахнулся, ударил каблуком — и обапол на этот раз поддался. Сделал еще несколько ударов, отбил один, затем второй обапол.

— Пойду первым, — вызвался Ляскун и перелез в рабочую часть лавы.

Марина передала ему лампу.