Внезапный выброс

По настоянию Тригунова карточке присвоили название «формуляр Комлева». Первое признание его труда окрылило Комлева, дало ему ощущение своей нужности, у него появилось рвение, желание проявить себя именно в том качестве, в каком он пребывал.

За минувшие дни Комлев уже несколько раз побыл на «Гарном». Оказывал врачебную помощь Кособокину и Зимину, организовывал подземную базу, по собственной инициативе изучил все рабочие места, определил для каждого из них режим работы горноспасателей. Нашлось у него время и на то, чтобы проштудировать формуляры, и для доверительных бесед с женами, родными, друзьями пострадавших. Тихоничкин и Хомутков не на шутку тревожили его. Психика взбалмошного, легко возбудимого, с неустоявшимся характером люкового и пораженного алкоголем Тихоничкина могла дать опасную «свечу», и Комлев обычный перечень медикаментов, находившихся в сумке врача, расширил за счет надежных успокаивающих средств.

* * *

На командном пункте, кроме его постоянного состава, были Виктин и Клёстик.

Технический директор заходил на командный пункт ежедневно. Он знакомился с ходом спасательных работ, диаграммой накопления «фиалки», результатами анализа рудничной атмосферы. Перелистывая эти документы, вроде бы прислушивался к самому себе, вроде бы выверял какие-то очень важные мысли. На самом же деле Виктин ждал, что Тригунов или Колыбенко, а то и оба сразу обратятся к нему с каким-нибудь вопросом, в котором сами они разобраться не могут, или разобрались, да не уверены в своих выводах. Но Колыбенко и Тригунов в его помощи не нуждались. Привыкший к тому, что к нему обращаются за советами, а его рекомендации безоговорочно выполняют, Виктин тяжело переживал такое непочтение, и лишь сладостная убежденность, что в свое время он сполна воздаст этому слишком забывшемуся мальчишке Колыбенко и, пожалуй, этому чересчур самоуверенному «спасаловцу» — так презрительно Виктин называл про себя Тригунова, — давала ему силы держаться с прежней самоуверенностью. Похожее переживал и Клёстик.

Появление на командном пункте технического директора объединения и начальника горноспасательной службы области сразу как-то настораживало Тригунова и Колыбенко. Оба становились строго официальными, взвешивали каждое слово. Напряженность, какую внесли они и на этот раз, смягчил порывисто влетевший Комлев.

— Здравия желаю, товарищ начальник! Разрешите обратиться к командиру отряда? — выпалил он.

Клёстик едва заметно кивнул головой — ответил на приветствие и разрешил обратиться к Тригунову.

— Прибыл за получением задания, — доложил Комлев.

— На «Гарный»? — неопределенно передернул плечами Виктин. — Но ведь на откаточном вот-вот начнутся огневые работы! Впрочем, может быть, поэтому, — Олег Михайлович многозначительно посмотрел на Комлева, — врачу сейчас и следует находиться именно там. Там… — многозначительно подчеркнул Виктин и как-то незаметно покинул командный пункт. Уходя с него, Олег Михайлович обычно направлялся в нарядную, на шахтный двор, к подъему — туда, где больше народу, где бы его видело как можно больше людей…

Клёстик сел напротив Тригунова, начал выдавливать сквозь зубы:

— Удивительный вы человек, удивительный! Вас так и тянет влезть в какую-нибудь бяку. За каким, скажите, чертом вам потребовалась огневая резка? Зачем она, я спрашиваю, когда можно обойтись более безопасным, тысячу лет известным средством?

Тригунов встал.

— Еще раз докладываю, — каким-то тугим голосом начал он, — что на вырезку куска трубы холодным способом потребуется не меньше смены, огневым — час. Ваши опасения взрыва метано-воздушной смеси в трубе не обоснованны.

Кирпичная краска выбросилась из-под воротничка Клёстика и медленно, словно бы нехотя, стала сползать вниз. Тригунов догадался, что привели ее в движение слова: «Ваши опасения… не обоснованны», но с той же выдержкой продолжал:

— Как указано в технологической карте огневых работ, на стыке труб вырублена часть прокладки, в отверстие пропущена трубка, под нашим непрерывным контролем находится атмосфера в трубе и вокруг нее. Там и там в данный момент она взрывобезопасна. Пыль с крепи и стенок выработок в радиусе десяти метров от места резки будет смыта. Я и главный инженер не видим причин, понуждающих отказаться от принятого решения.

Клёстик бросил на Тригунова свинцовый взгляд, но тот уже давал задание Комлеву:

— Гришанов ведет проходку подножного и готовится к огневым работам. Ваша задача: доставить с отделением Кавунка цепь связи и подачи питания, медикаменты, продукты и установить с пострадавшими живую связь.

— Понятно, товарищ командир, — отчеканил Комлев, стараясь заглушить в себе какую-то смутную тревогу, вызванную спором Тригунова и Клёстика, зловещим намеком Виктина. Не горняку, ему трудно было судить, кто из них прав. Он верил опыту и мудрости Тригунова, но, думал Комлев, Клёстик и Виктин тоже в этих делах кое-что смыслят. Чтобы отпугнуть все настырнее подступавшие к нему сомнения, Комлев громче, чем в первый раз, повторил:

— Понятно, товарищ командир!

— Не торопитесь. Перед началом огневых работ на «Гарном» остаются: отделение Сыченко во главе с Гришановым — для их выполнения; вы с отделением Кавунка — в горячем резерве. Все остальные отводятся на запасную базу, Необходимые указания по этому вопросу уже даны.

— Я понял вас…

— Еще не все. Резерву находиться только в камере, поддерживая непрерывную связь с резчиками. После завершения огневых работ немедленно приступить: вам — к налаживанию живой связи с пострадавшими и подаче необходимого им питания, Гришанову — к проходке подножного.

— Разрешите выполнять?

— Да.

С командного пункта Комлев вышел не таким бравым, каким зашел на него.

Когда за ним захлопнулась дверь, Клёстик громко откашлялся.

— А теперь объясните причину явного разрыва между вашей уверенностью в безопасности огневых работ и предпринятыми предосторожностями?

— Я никогда не исключал непредвиденных случайностей да и вряд ли в аварийной обстановке можно полностью исключить их.

— Например?

— В каком состоянии опережение откаточного — нам неизвестно. А его обрушение может вытолкнуть газовую смесь, способную дать пусть не взрыв — вспышку. Ее я и остерегаюсь.

Облокотясь на стол, Клёстик обмяк, начал бледнеть. «Только этого и не хватало. Уж если пыхнет — тогда… Выбросит тебя из колеи этот выброс, ей богу, выбросит! И ты будешь ждать, пока так произойдет? Будешь ждать? А не шугануть ли этого упрямого быка к чертовой бабушке, не взять ли поводья в свои руки? Записал в оперативном журнале: «Принимаю руководство горноспасательными работами на себя», расписался и — керуй. Ну?.. Что «ну»? Не пори ты горячки, товарищ начальник, не пори! — начал остепенять себя Клёстик. — Возьмешь эти самые поводья, а дальше что? Какие у тебя основания требовать изменения оперативного плана? Кроме: «Не исключена возможность…» — никаких! А главный скажет: «Не согласен!» Этот может сказать. И будешь ты делать то, что Тригунов наметил. И уж если у тебя пыхнет — труба дело. Будешь отвечать как непосредственный виновник. Конечно, если что — все равно отвечать придется: с планом знаком, на командном пункте был, а мер не принял. Но ответственность ответственности рознь. Одно дело — «непосредственный», другое — «не обеспечивший контроля». Что сделают «не обеспечившему»? Снимут с должности, понизят — не больше того. А «непосредственного»… Нет уж, лучше быть «не обеспечившим»…

Клёстик с тоской покосился на свои бархатные петлицы с вышитыми на них звездами и начал горбиться. Плечи его опустились, словно звезды обрели сверхплотность, стали непомерно тяжелыми и давили, давили… Центр их тяжести приходился на ключицы и Клёстику казалось, что от непомерной тяжести они, того и гляди, переломятся. И он отчетливо услышал Стеблюка: «Придется вас, товарищ Клёстик, освободить от них, не по плечу они вам, звезды начальника…»

Вскоре он и в самом деле услышал нечто подобное. Слова были другие, а смысл — тот же.