Время гона
Шрифт:
Соня отступила, с отвращением глядя на свои руки. Рыдания сотрясали тело, в глазах темнело.
— Соня… — она содрогнулась от звуков его голоса, закрыла лицо руками, отступив назад споткнулась о банкетку сзади и плюхнулась на неё. Он присел перед ней на корточки, осторожно отвёл руки, заглядывая в лицо. Кровь капала на костюм и светлую рубашку. Айк вынул носовой платок и прижал его к носу: — ты меня так разукрасила, что люди будут теперь шарахаться, — он гундосо говорил, и Соня слышала в его голосе улыбку. Она открыла глаза. Его исцарапанное лицо было совсем близко, тёмные глаза смотрели виновато и
Внезапно дверь из комнаты в прихожую распахнулась, и две малышки, шлёпая ручонками по полу друг за другом шустро устремились к матери. Цепляясь за её колени, встали на ножки и хмуро посмотрели на Айка, собираясь дружно заплакать. Он замер, глядя на них: — щенки…, господи, неужели??
— Толкнув Айка в грудь так, что он от неожиданности сел на пол, Соня подхватила дочерей, прижала их к груди. Угрожающе сказала: — не подходи! — быстро метнулась в комнату, оттуда на кухню. Там, поставив хныкающих дочерей на ножки, схватила с подставки разделочный нож и выскочила в комнату, захлопнув кухонную дверь. Айк сбросил ботинки, осторожно прошёл и сел на диван. На его ободранном лице сияла широкая улыбка: — ты всё-таки была беременна! Когда они родились, Соня? — Она молчала, гневно глядя на него. Не дождавшись ответа, он мягко сказал: — ты напрасно утаила от меня беременность и роды. Тебе, наверняка, пришлось нелегко. Если бы я был рядом, ты не испытала бы никаких трудностей.
Соня, наконец, разжала губы, неприязненно сказала: — это не щенки! Это дети. И не твои. У меня… был мужчина. — Улыбка сползла с его лица: — ты опять обманываешь меня! Так нельзя, Соня! Сколько им?
— Они родились семимесячными.
— Так сколько?
— Не твоё дело! Уходи, или я позвоню в полицию.
— И полицейские обнаружат избитого и окровавленного мужчину! — засмеялся Айк. — и всё-таки, это мои дочери, я знаю!
— Нет!
— Да!
— Ты готов пройти тест на ДНК? — Соня зло прищурилась.
Айк опустил голову: — нет, не готов.
— То — то же, — она торжествовала и только сейчас обнаружила в руке нож. Но препираться больше Соня не могла. Дети плакали в голос, и она скользнула на кухню, бросила нож на подставку и схватила дочерей на руки, по очереди целуя зарёванные личики и липкие ладошки. Айк подошёл к стеклянной двери и с улыбкой смотрел на них, но не входил. Потом осторожно сказал:
— позволь мне взять их на руки, Соня.
— Нет! Даже не думай! Отойди от дверей!
Он послушно отступил к дивану, глядя на них. Соня прижала к двери табуретку села на неё и усадила на колени детей, высвобождая из халата грудь. Малышки торопливо припали к соскам, а она прислушалась. Айк опять стоял вплотную к двери, она слышала его дыхание.
— Наверно, им уже мало грудного молока, да? Когда ты собираешься начать кормить их чем-то ещё? — он шептал почти ей на ухо, возвышаясь за её плечом с другой стороны стеклянной двери, но Надюшка услышала, оторвавшись от груди, посмотрела вверх, нахмурив тёмные бровки.
— Кушай, кушай, моя маленькая, — улыбнулся Айк.
Соне было неловко, что он, пусть и не слишком хорошо, со спины, сверху, но всё же видит её с оголённой грудью. Она огрызнулась: не твоя! — и подумала: — плевать! Мне детей надо кормить.
— Моя! — улыбался Айк.
—
ДНК?Он вздохнул: — так их, наверно, уже можно кормить чем-то ещё?
— Без тебя не знаю! — фыркнула Соня, — они давно уже едят детское питание, к твоему сведению.
— А сейчас тоже будешь докармливать, да?
— Буду! Тебе-то что?
— Соня, — его голос стелился мягким шёлком, — позволь, я тебе помогу. Питание же надо подогреть, я думаю? Я подержу малышек, а ты согреешь… Или я согрею, а ты скажешь, как.
Она заколебалась. Панически боясь и не желая, чтобы он и близко подходил к детям, Соня понимала, что ей всё равно нужно выпустить их из рук. Умом она понимала, что не схватит же он их и не утащит прямо вот так, как есть, в машину, но ничего не могла с собой поделать. Какой-то иррациональный страх завладел ею.
Малышки требовательно шлёпали её по груди, и она знала, что они не наелись, молока им явно не хватило. Соня решилась. Застегнув халат, она подхватила дочек на руки и вынесла их в комнату. Айк посторонился, выжидательно глядя на неё и не делая попыток взять у неё детей.
— Надо полагать, раз ты проник в мою квартиру, то выгнать тебя станет для меня большой проблемой? — Соня зло усмехнулась, глядя ему в глаза.
— Он ответил ей умиротворяющей улыбкой: — ты правильно подумала, родная. Ведь, если я выйду, ты меня больше не впустишь?
— Нет! — она опустила детей на ковёр, подвинула к ним игрушки. Обернувшись к Айку, холодно сказала: — иди на кухню и закрой дверь. И прекрати, чёрт возьми, называть меня всякими твоими словечками!!
Он ничего не ответил, но опять улыбнулся и послушно пошёл на кухню. Соня, проводив его взглядом, схватила телефон и нашла номер Аллочки. Та ответила не сразу, видать, была занята. Услышав её голос, Соня, пытаясь говорить спокойно, сказала: — Алла, он приехал!!
Та поняла, о ком идёт речь. Несколько матерных слов стали её ответом. — Не открывай ему, слышишь?? Я сейчас закончу, и мы с Аполлошей к тебе прибежим! Держись, мать! Если что — бей его по башке, тем, что под руку подвернётся!
— Ага, “бей”, бугая такого, — проворчала Соня, поглядывая на Айка, который с интересом прислушивался к разговору, — он уже вошёл, к сожалению. — Мужчина светски улыбнулся на её слова.
— Ладно, подруга, — вздохнула Аллочка, — запустила его, так что теперь поделаешь. К детям только не подпускай. Сейчас, я уже закругляюсь. — Она отключилась.
Пока грелись баночки с питанием, Соня, повернувшись к Айку спиной, пыталась унять дрожь в руках. Его близкое присутствие напрягало. Она кожей ощущала его взгляд, чувствовала едва уловимый запах туалетной воды для бритья и, на грани восприятия, острый, будоражащий — мужчины и его зверя.
Как будто не замечая её напряжённого состояния, он принялся спокойно, чуть насмешливо, рассказывать, как искал её, как встречался с Прасковьей Агафоновной, сокурсницами, преподавателями и педагогами. Он не упирал на свои страдания, тягостные тоскливые ночи, но временами в его голосе прорывалась горечь.
Под его размеренный, умиротворяющий голос Соня постепенно успокоилась, повернулась к нему, внимательно глядя в тёмные глаза: — зачем ты приехал, Айк? Ты мне не нужен, и ты знаешь это. Когда ты оставишь, наконец, меня в покое?