Вспаханное поле

— Так значит, если я понадоблюсь, пошлите за мной.

Дон Ахенор в ответ едва кивнул.

Попрощавшись с Клотильдой, Панчо покинул почто¬

вую станцию; теперь он видел, что не стоило приезжать,

и, пожалуй, в первый раз задумался над тем, какая глу¬

бокая пропасть разделяет его и отца. Он чувствовал,

что, подобно Клотильде, определил свою судьбу с той,

однако, разницей, что Клотильда уже приняла конкрет¬

ное решение, а ему еще предстояло его принять. И все же

он не испытывал тревоги за будущее и ему не изменяли

его железные нервы.

122

Выпрягая лошадей из повозки, чтобы пустить их йа

пастбище, Панчо все еще думал о доме. Его не столько

волновали слова и поведение отца, сколько поведение и

слова Клотильды. Его возмущало обращение Сеферино

с женщиной, которая ради него бросила все. Она была

совершенно права, когда сказала, что он смотрит на нее

как на прислугу. Прислугой была и Марселина — снача¬

ла в полку, потом на ранчо. Обойденная вниманием и

лаской, заваленная работой, она была прислугой для

родителей и братьев, для мужа и детей, но в трудную

минуту поддерживала всех своей молчаливой и верной

любовью. То же выпало на долю Клотильды.

Панчо прервал свои размышления, увидев Элену, ко¬

торая с кормом для свиней направлялась в его сторону.

Он прекрасно знал, что она ищет предлога завязать раз¬

говор, и, почувствовав вдруг озлобление против нее, взял

за недоуздки лошадей и пошел со двора.

— Панчо! Панчо!.. Помогите мне, пожалуйста!

Он обернулся, собираясь ответить так, чтобы она

больше никогда к нему не приставала. Но что-то удержа¬

ло его, и он пробормотал:

— Сейчас выпущу лошадей и приду.

Элена опустила свою ношу на землю и стала ждать,

хотя до свинарника было недалеко, и обычно — Панчо

это прекрасно знал — она справлялась с этим делом без

посторонней помощи. Он вернулся злой, с поджатыми

губами и взвалил на плечо мешок. Они вместе пошли к

загону, где хрюкали свиньи. Девушка, привыкшая к не¬

людимости Панчо, хотела сломить его напускную непри¬

язнь всегдашним вопросом:

— Как ваша рана?

— Вы же знаете, что она зажила, так чего же спра¬

шиваете? Подумаешь, важность какая! — ответил он с не¬

обычной грубостью.

Огорченная его резким тоном, она возразила:

— За ранами надо следить, потому что они могут за¬

гноиться.

Ее заботливость не только не смягчила Панчо, но еще

усилила его раздражение.

— А хотя бы она и загноилась, так что? В конце

концов, если кому и будет от этого худо, так только мне...

Каждый делает со своей шкурой, что ему нравится.

Панчо почти кричал, не замечая, что Элена поблед-

123

Нела и что глаза ее полны печали. Он не сознавал, что

вымещает на девушке злобу, не зная даже, чем она вы¬

звана.

— Зачем вы мне говорите все это? — со слезами в

голосе спросила девушка.

— Затем... затем...— пробормотал он и замялся, по¬

ставленный в тупик неожиданным вопросом: он вдруг

понял, что у него нет, собственно, никаких оснований

разговаривать с ней в таком тоне. Потом, ухватившись

за предлог, который, как ему казалось, оправдывал его

грубость, отрезал:

— Затем, чтобы вы больше не вспоминали обо мне,

раз вы уезжаете в Буэнос-Айрес!

Элена со свойственной женщинам тонкой интуицией

разгадала причину гневной вспышки Панчо и, не желая

фальшивить ни перед ним, ни перед собой, взяла его за

руку с глубокой, почти материнской нежностью и просто

сказала:

— Что ж из того, что я поеду в Буэнос-Айрес? Раз¬

ве я не вернусь?

Панчо уставился на нее, потрясенный тем, что услы¬

шал.

— Вернетесь,— повторил он, словно от него усколь¬

зало значение этого слова,— вернетесь...

— Да, Панчо, и какой я уезжаю, такой и вернусь.

Теперь Панчо, охваченный восторгом, увидел в гла¬

зах Элены пламя страсти, которым пылала Клотильда,

когда говорила о том, что решила связать свою судьбу с

судьбой Сеферино: «Если бог дал мне эту любовь, как

тяжкий крест, я буду нести ее, как крест».

У Панчо в горле застрял ком, и, не в силах вымол¬

вить ни слова, он лишь сжал Элену в объятиях, забыв о

том, что его могучие грубые руки, привыкшие обузды¬

вать лошадей, орудовать лассо и налегать на рукоятки

плуга, могут причинить ей боль. Элена безропотно снес¬

ла эту нечаянную жестокость, которая была его безмолв¬

ным признанием, понимая, что если бы Панчо и загово¬

рил, то все равно не сумел бы передать словами перепол¬

нявшее его чувство. Она знала: он всегда будет таким —

нелюдимым и диким, как его родная степь. Скорее пусты¬

ня перестанет быть пустыней, чем он перестанет быть

грубым жителем пампы, подобным кагуару, который лас¬

кает подругу ударами тяжелой лапы, не пряча когтей.

124

VI

Панчо работал под навесом, когда заметил приближав¬

шегося всадника, в котором узнал Гумерсиндо, владель¬

ца участка, смежного с участком дона Ахенора. Спешив¬

шись, Гумерсиндо заговорил с доном Томасом, и Панчо

даже в голову не пришло, что сосед приехал с поручени¬

ем к нему. Но Гумерсиндо в сопровождении фермера

подошел к навесу.

— Здорово, Панчо.

— Здорово. Каким это ветром тебя занесло?

— Як тебе... Понимаешь, вчера в селении я видел