Вспаханное поле

же резко:

— Для меня единственным хозяином является генерал

Вильялобос, и по его указанию мы снимаем план местно¬

сти.

Пожилой мужчина, по-видимому начальник группы,

вмешался, желая прекратить спор:

— Спокойно, Эмилио, не надо нервничать, разберемся

толком, как обстоит дело.—И, обращаясь к Панчо, ска¬

зал:— Послушайте, мой друг, может быть, мы ошиблись

и должны просить у вас прощения. Не могу ли я погово¬

рить с хозяином участка?

— Если вы подъедете к ранчо, то застанете его там.

— Хорошо, я поеду,—решил начальник.

Прежде чем сесть на лошадь, которую подвел ему пе¬

он, он приказал помощнику:

— А вы, Эмилио, позовите людей и скажите им, что¬

бы они все погрузили в повозку. Здесь мы закончили об¬

мер.

Потом он поехал за Панчо. С Сорией он был так веж¬

лив, что вскоре преодолел подозрительность, с которой

тот отнесся к нему в первую минуту, и, даже не подозре¬

вая об этом, окончательно покорил его, упомянув о гене¬

рале Вильялобосе.

— Я служил под его командованием, он-то и дал мне

этот участок,—с гордостью объявил дон Ахенор.

130

— Вы говорите, он дал вам участок?—удивился зем¬

лемер.

— Да, он при мне собственноручно подписал бумажку,

в которой это сказано. Сейчас я вам ее покажу, чтобы вы

знали его подпись.

И он принес бумагу, замусоленную и пожелтевшую от

времени.

Внимательно ознакомившись с ней, землемер сказал:

— Хотя генерал и поступил вполне правильно, это не

документ. Вам следовало бы поехать в Буэнос-Айрес

и надлежащим образом оформить бумаги.

— В Буэнос-Айрес?.. Зачем?.. Для меня подпись мое¬

го командира священна.

Землемер улыбнулся и, протянув Сории руку, пообе¬

щал:

— Я должен явиться к генералу, как только прибуду

в Буэнос-Айрес. Я напомню ему о вас, и он скажет, как

поступить.

Он попрощался с Панчо, который молча слушал этот

разговор, и направился к своим людям. Несколько минут

спустя они снялись с места и выехали на дорогу.

Уже смеркалось, когда Панчо начал седлать лошадь.

Вид у него был пасмурный, и он избегал встречаться

взглядом с отцом, который, стоя под навесом, свертывал

сигарету Старик провел языком по краю бумаги, чтобы

заклеить самокрутку, и проговорил:

— Обо мне не беспокойся. Я обойдусь без тебя... Ка¬

кую дорогу ты выбрал, по той и иди...

Панчо развел руками и откровенно сказал:

— Я думал, что я вам нужен, потому и приехал. Но

раз вы говорите...

Он затянул подпругу и вскочил в седло. Сдерживая

затанцевавшую лошадь, он пристально посмотрел на отца.

В осанке старика, еще державшегося прямо, по-прежнему

сквозили гордость и твердая воля. Но теперь в нем было

что-то хрупкое и призрачное. Годы и лишения подорвали

его могучее здоровье. Черты лица заострились, седые усы

отвисли, и глубоко запали живые, проницательные глаза.

— Значит, если я вам понадоблюсь, дайте мне знать,

и я тут же приеду, — с волнением сказал на прощание

Панчо.

Старик, смягчившись, хрипло ответил:

— В добрый час, сынок! Счастливого пути!

131

9*

Панчо поскакал. Сория с минуту стоял неподвижно,

опершись о столб навеса, и, стиснув зубы, глядел вслед

сыну. Когда Панчо скрылся из виду, он отбросил окурок,

придавил его ногой и сказал:

— Так-то... Приходит время, и старики остаются одни.

Он прошелся по двору, потом остановился и окинул

взглядом поле, стадо овец и табунок лошадей, которые

паслись неподалеку от ранчо.

— Пахать землю!.. Какая ересь!.. Поле должно быть

таким, каким его создал бог, и владеть им от края до края

должны те, кто здесь жил искони.

Каждая пригоршня кукурузы, которую бросала Элена,

вызывала переполох среди кур, спешивших склевать зер¬

но, но даже их кудахтанье не могло вывести ее из задум¬

чивости. Она машинально, без обычного интереса, выпол¬

няла повседневную работу. Ее угнетало воспоминание о

последнем разговоре с Панчо, когда он попрекнул ее тем

что она собиралась ехать в Буэнос-Айрес. Ей самой хоте¬

лось остаться на ферме, но она чувствовала себя обязан¬

ной сопровождать сестру, так мечтавшую об институте,

да и была бессильна поколебать бесповоротное решение

матери. Вопрос об отъезде уже не подлежал обсужде¬

нию — она должна была ехать вместе с Эстер, чего бы ей

это ни стоило. Элена все время думала о Панчо. Он задер¬

живался, и это беспокоило ее. Вот уже второй день на ис¬

ходе, а он все не приезжал. Она представила, как у себя

на почтовой станции Панчо, нахмурив лоб и кусая губы,

кружит по полю. Быть может, он решил забыть ее и боль¬

ше не возвращаться на ферму? При этой мысли Элена

вздрогнула, горшок выпал у нее из рук, и кукуруза рассы¬

палась. Куры принялись торопливо клевать зерна, но,

вместо того чтобы разогнать их, Элена побежала в патио

и с волнением стала поджидать приближавшегося всадни¬

ка, силуэт которого слегка расплывался в сумерках. Серд¬

це подсказало ей, что Панчо возвращается невеселым, а

когда он остановил коня и взгляды их встретились, она по¬

чувствовала всю глубину его печали. Он, не торопясь, спе¬

шился и отвел лошадь к навесу.

— Что с тобой? — тихо спросила Элена.

Панчо, хмуро уставившись в землю, тяжело вздохнул.