Яромира. Украденная княжна
Шрифт:
К ее удивлению, Олаф вдруг усмехнулся и кивнул. Она не особо ждала, что он ответит. Чувствовала, что с самого начала не пришлась по нраву старому кормщику. И не так, как остальным на корабле: те сторонились ее, потому что она была чужой, и их конунг приказал не сметь к ней приближаться без особой нужды. Нет. Неприязнь Олафа была иного рода. Он кривился, завидев ее, потому что ему отчего-то не нравилась она сама. Не как чужая девка на корабле. А как княжна Яромира.
— У нас думали, что никто из ее рода не выжил, — ответил кормщик загадкой. — Что тогда вырезали их под корень.
— Винтердоуттир и ее старшие
— Вот как, — Олаф пожал плечами. — Причудливо богини Норны переплетают людские судьбы.
— Где ты слышал ее имя? — Яромира вновь задала вопрос, на который так и не получила ответ.
— Мой отец и ее — родные братья.
Княжна потрясенно выдохнула и покачала головой. Она никогда не встречалась со знахаркой, но столько слышала о ней: чаще всего от матери и от Чеславы, гораздо реже — от отца. Но весь терем ведал, что именно госпожа Зима спасла жизнь княгини и ее нерожденного тогда еще сына.
— И впрямь, чудно Макошь запутала нити.
— Это узел моего рода, — вдруг добавил Олаф.
Яромира совсем растерялась, когда он вдруг опустился рядом с ней на скамью, взял в руки веревку и потянул, проверяя крепость.
— Туже затягивай, когда пропускаешь жгут вниз, — он расплел несколько предыдущих узлов и показал, как нужно.
Княжна лишь кивнула. Нынче он поговорил с ней больше, чем за все время.
— Добрая веревка, — скупо похвалил кормщик и встал со скамьи. — Крепкая. Надобно обрезать здесь… — он потянулся за ножом у себя на поясе, но Яромира оказалась проворнее и протянула ему тот, который отдал ей Харальд.
— Откуда?.. — Олаф столь сильно удивился, что и сам не заметил, как спросил вслух. — Где ты его взяла?!
Вся толика мягкости, с которой он говорил с княжной, пропала из его голоса в тот же миг. Кормщик нахмурился и крепче перехватил рукоять ножа, присматриваясь к Яромире, словно к зверьку.
— Я дал его ей, — Харальд возник, словно из ниоткуда.
Бесшумно подошел со спины и остановился в шаге от них. Он ходил по палубе корабля, словно по ровному полу терема, не замечая ни волн, ни ветра, ни скользких досок.
Яромира поймала на себе его взгляд и закусила губу. Она не боялась конунга. Пожалуй, единственного на всем корабле. Но почему-то каждый раз, как он оказывался поблизости, у нее по плечам и спине рассыпались предательские муравьи, и язык словно прилипал к небу, и туманился разум.
— Вот как, — только и сказал Олаф и протянул кинжал Яромире.
Он искоса поглядел на нее, кивнул своим мыслям и отошел. Харальд посторонился, пропуская его, но сам остался на месте.
— Зачем ты это делаешь? — он указал на веревки, чуть нахмурившись.
Оробевшая Яромира пожала плечами. Она вдруг помыслила, что могла невольно нарушить неведомый ей закон. Она ведь совсем ничего не знала о том, что дозволялось делать на корабле, а что — нет. Тем паче, была она чужой девкой.
— Я не привыкла сидеть сложа руки, — отозвалась она, внимательно, даже слишком внимательно всматриваясь в лицо конунга. — А здесь мне совсем нечем заняться. Дни кажутся бесконечными.
Губы Харальда растянулись в призрачном намеке на улыбку.
— Разве ж не должна ты это и делать? Сидеть на лавке в Длинном доме и ждать своего жениха? И не марать белые руки грязной работой?
Яромира
прищурилась. Его слова звучали чистейшей издевкой, а вот взгляд говорил совсем о другом. Она горделиво распрямила плечи и вздернула нос.— Мой отец-князь воспитывал меня иначе. Мало же достойных девушек ты встречал, Харальд-конунг, коли так мыслишь.
Слова прозвучали дерзко, и она пожалела о сказанном, когда опомнилась. Насмешка насмешкой, а грозному конунгу ее зубоскальство могло стать поперек горла. Она хотела съежиться, но заставила себя выпрямиться еще сильнее и посмотрела мужчине в глаза.
Облегчение накрыло ее с головой, когда, помедлив, Харальд усмехнулся. Потом опалил ее взглядом, от которого щекам сделалось жарко, развернулся и ушел на нос драккара. Обернувшись ему вслед, Яромира почти сразу же увидела искаженное гримасой ненависти лицо Ивара. Племянник конунга наблюдал за ними все это время, сидя на своей скамье.
Вечером во время трапезы кормщик Олаф сел на место подле Яромиры, которое обычно пустовало. Княжна не повела и бровью, продолжив зачерпывать из миски рыбную похлебку. Диво, но больше ни разу с того дня, как она сбежала в свое укрытие, будучи не в силах справиться с сушеной рыбой, княжна ее и не ела. Теперь ее разваривали до мягкости в жидкой похлебке.
— Через три дня мы будем дома, — не дождавшись от нее ни слова, Олаф вздохнул и заговорил сам.
Яромира кивнула. Подслушав разговоры мужчин, она сообразила, куда они плыли, и чего хотел Харальд. Почему не отвез ее сразу к отцу, на Ладогу, а решился развернуться и пойти в противоположном направлении, потеряв время и силы. Конунг хотел снарядить второй корабль. И хотел получить от ее отца что-то. В обмен на нее.
А она размышляла, захочет ли отец принять ее обратно. После всего, что она натворила.
— Сколько мы там будем?
Кормщик пожал плечами.
— Может, с несколько дней. Наши драккары всегда готовы для похода, — сказал он с гордостью. — Нет нужды долго ждать.
— Печальные вести для ваших семей. Для тех, кто ждет на берегу и тоскует.
Она оторвалась от похлебки и подняла взгляд. Конунг сидел прямо напротив. Повернувшись полубоком, он говорил с одним из своих людей.
— Море — наша семья, — сурово отозвался кормщик. — Драккар — наш дом.
Чем дальше они забирались на север, тем холоднее делались дни, и нетерпеливее люди. Что бы ни говорил Олаф, мужчины ждали возвращения домой. Пусть краткого, пусть стремительного. Но ждали. Все чаще звучали разговоры о тех, кого они оставили на берегу: о женах и невестах, о детях и стариках.
Руки мерзли, и Яромире пришлось оставить на время жгуты и веревку. Она прятала ладони под плащом и согревала их теплым дыханием, и гнала из головы дурные мысли. С каждым новым днем, который приближал корабль к родным местам, ей становилось страшнее. Она привыкла к незнакомцам, окружавшим ее посреди моря. Но что ждало ее в поселении?..
Еще больше новых лиц, еще больше поджатых губ и косых взглядов, усмешек и оскалов? Даже здесь, на палубе, когда все были на виду, когда она знала, чувствовала, что и Харальд — неподалеку, она все равно боялась. Крепилась, изо всех сил старалась никому не показывать своего страха, потому что знала, что тогда ее загрызут, но боялась.