Яромира. Украденная княжна

Изнутри дом оказался еще больше. В самом центре находился огромный очаг, на котором готовили пищу; вдоль стен напротив него стояли скамьи, укрытые звериными шкурами и мехами. У самого входа хранились припасы в мешках и орудия для обработки земли.

Постепенно глаза Яромиры привыкли к тусклому свету и дыму из-за огня. У очага суетились рабыни, на скамьях сидели мужчины и женщины. Где-то плакал ребенок.

— Это дом конунга? — спросила княжна чуть охрипшим от долгого молчания голосом.

— Нет, — Тюра качнула головой, даже не замедлившись. — Мой брат спит в другом месте. Но это его дом.

Последние слова женщины прозвучали загадкой. Но она не казалась разговорчивой, и Яромира решила, что ничего не станет больше спрашивать.

Тюра провела ее через весь дом в самую дальнюю его часть, отделенную от всех прочих длинными занавесями, пошитыми из холстов.

— Женская сторона, — скупо пояснила она и указала Яромире на небольшой закуток в углу. Земляной пол был покрыт шкурой, поверх нее лежало меховое одеяло и вытканный уже выцветшими нитями половик.

Княжна прикусила губу, вновь вспомнив родной терем и его богатое убранство. Свою горницу и наряды, тяжелый сундук с приданным…

— Бруна! — Тюра щелкнула пальцами, и на зов хозяйки поспешно явилась рабыня. Женщина, годившаяся Яромире в матери, с темными, убранными под накидку волосами и испуганным лицом.

— Дроттнинг Ярлфрид — гостья моего брата. Позаботься о ней.

Вместе с еще двумя безымянными рабынями Бруна отвела Яромиру попариться. Парилки — так их называли викинги — были не чета доброй баньке, к которой привыкла княжна. Она так люто не тосковала по терему даже на корабле! Даже в лапах у тех ублюдков… А здесь же, в далекой северной стране, стала ужасно плаксивой.

Тюра принесла ей чью-то одежду. Добротное платье из шерсти цвета моря в штормовой день, к нему — длинную нательную рубаху, кожаный пояс в два пальца шириной, теплую безрукавку и плащ, крепившийся на плечах двумя фибулами. Без привычной поневы, пусть и изрядно поношенной, Яромира чувствовала себя голой.

Еще по пути в Длинный дом она заметила, что многие женщины расхаживали в мужских портках да рубаках, а на поясах у них висели настоящие мечи! Поневоле вспомнилась Чеслава. Воительнице здесь было бы настоящее раздолье.

Подумав немного, Яромира прикрепила к новому поясу кинжал, отданный Харальдом. Она не хуже других! И знает, что бить нужно острым концом.

— Теперь госпожа похожа на северную женщину. Крепкую женщину, — одобрительно покивала Бруна, окинув княжну долгим взглядом.

Потом Яромиру вывели из Длинного дома и проводили к другому: поменьше и даже будто бы поскромнее с виду. Едва зайдя внутрь, она поняла, что оказалась в месте, где конунг пировал вместе со своей дружиной. В тереме на Ладоге их называли гридницами.

От самого входа и вглубь шли бесконечные столы да крепкие лавки. На них уже сидели мужчины, и, пока Яромира шла все дальше и дальше, они не сводили с нее взглядов. Самых разных взглядов.

— Садись, дроттнинг, — когда она дошла до самого последнего стола, во главе которого сидел Харальд, конунг указал ей на место по левую руку от себя. — Ты гостья здесь.

Кивнув и поджав дрожащие губы, Яромира послушно опустилась на скамью.

Она ненавидела быть на виду у всех. Ненавидела, когда на нее глазели.

А конунг, сам того не ведая, сделал для нее лишь хуже. Теперь за нее, сидящую подле Харальда, зацепится каждый, даже случайно брошенный взгляд. Все заходят посмотреть на ту, которую вождь назвал своей гостей.

Славянскую девку, привезенную в обносках, словно бродяжку без рода без племени, словно рабыню.

Все видели ее, когда она сошла с корабля на берег. Никто не позабудет, как она выглядела тогда.

Дом наполнялся людьми. Харальд с ней не заговаривал: он беседовал с мужчинами, постоянно подходившими к их столу. Но никто не оставался надолго и никто не занимал самого почетного места: по его правую руку.

Яромира попробовала прислушиваться к разговорам, но быстро оставила эту затею. На корабле с ней говорили медленно и четко. Здесь же викинги болтали меж собой так, как привыкли: быстро, глотая слова. Она почти ничего не понимала, хотя думала, что изрядно поднаторела в их языке.

Что ж. Это была не первая ошибка княжны.

А пустое место напротив так и манило ее взгляд. Кто же его займет? Жена, которой не было на берегу? Та девушка, которая не сводила с конунга пылкого взгляда?..

Вскоре пришел и Ивар с матерью. Они сели наискосок от Яромиры, с другой стороны стола, и племянник конунга ощерил зубы в усмешке, когда увидел ее напротив.

Это будет долгая трапеза, вздохнула Яромира.

Но тогда она даже не подозревала, насколько.

По правую руку от Харальда сел старый кормщик Олаф, и Яромира не знала, к добру это для нее или к худу. Она думала, что у мужчины перестало сводить зубы от одного взгляда на нее, но после того разговора на палубе он не сказал ей ни слова.

— Зачем ты повздорил с Трувором, Харальд конунг?

Вопрос прозвучал, как только кормщик занял свое место. Яромира покосилась на заговорившего мужчину: тот сидел чуть поодаль Ивара и прожил уже много зим, но все еще был крепко и телом, и статью. Она не встречала его на драккаре, значит, во время похода конунга он оставался на берегу.

— Из-за кого!

Яромира не увидела, кто выкрикнул это, но сразу же почувствовала, как на нее обратилось множество взглядов. Она было заерзала на скамье, но с трудом заставила себя успокоиться. Впилась ладонями в дерево и неподвижно замерла, распрямив плечи.

Она догадывалась, что до этого дойдет. Надеялась лишь, что ей не придется все это выслушивать. Одними глазами она покосилась на Харальда, надеясь перехватить его взгляд. Задумал ли он это? Или, как она, хотел сперва потрапезничать, а уже после, наедине с дружиной, обговорить дела, которые не следовало слышать женщинам?..

В тереме отца всегда происходило именно так. Яромира уже начала понимать, что порядки викингов отличались от тех, что были заведены на Ладоге, но пока не представляла, насколько сильно.