Яромира. Украденная княжна

Они были не прочь убивать свою кровь, своих людей. Но русы… сговариваться с русами против Рюрика?!

Это им постичь было тяжело.

И потому Яромира спала вполглаза и всегда держала кинжал под рукой. А Ивара старалась обходить десятой дорогой. Ей предстояло долгое плавание с племянником конунга и она не хотела напрасно испытывать судьбу.

Только вот он сам, словно обезумевший, искал с ней встречи всякий раз, когда Харальд отпускал его с берега, где воины готовили драккар к грядущему пути.

В последний вечер он подстерег Яромиру на тропинке, ведущей к Длинному дому от хижины старика Ульвара: она приходила проститься с ним и набрать с собой еще немного ракушек. Племянник конунга увязался за ней, перемежая привычные поддевки с кое-чем новым. Поначалу княжна словно и не слышала думая лишь, как бы побыстрее добраться до Длинного дома. Но потом уловила.

— … гордячка, дроттнинг! — в запале и отчаянии бросил ей Ивар, устав встречать равнодушный, холодный взгляд княжны на все, что он говорил.

— … мог бы тебе дать многое… — донеслось до нее, и Яромира запнулась, сбившись с шага.

И впервые за долгое время посмотрела племяннику конунга прямо в лицо. Глаза у Ивара светились пугающим, полубезумным светом. От волнения он облизывал непрестанно губы, и этот жест заставил княжну содрогнуться и поморщиться.

Ивар тотчас взвился, словно спущенная тетива.

— Что нос воротишь?! Не гожусь для тебя?! — воскликнул он.

Яромира осторожно поглядела себе за спину. Но на тропинке они были лишь вдвоем, и всюду, куда бы она ни смотрела, видела лишь припорошенную первым снегом мерзлую землю.

— Не красив?! — Ивар распалялся. Он уже почти кричал, то ли забыв, то ли устав себя сдерживать. — А он красив? Со вдовым стариком готова миловаться?!

Слова еще не отгремели в воздухе, а княжна уже догадалась, о ком говорил Ивар. Уразуметь было несложно. И племянник конунга углядел по ее чуть смущенному, беззащитному лицу, что Яромира подумала о том самом человеке.

Он прорычал ей это больше из злости, нежели из ревности али другого глупого чувства. Хотел побольнее поддеть. Задеть. Так же, как она задела его. Засела занозой глубоко внутри: не вырвать, как он ни пытался.

А угодил ровнехонько в цель.

Угадал все верно.

Смешно.

Только отчего ему не хотелось улыбаться? Отчего к глазам прилила ослепляющая, кровавая злость?

Ивар стиснул кулаки, шагнув к несносной, спесивой девке.

— Не подходи! — молниеносно Яромира достала кинжал, направив лезвие ровно ему в грудь.

Давно сошедшие синяки от его хватки заныли на шее застарелой болью.

— Не подходи ко мне! — зажмурившись, она бросилась вперед и проскользнула мимо Ивара, увернувшись от его раскрытых рук.

Еще и полоснула его куда-то лезвием, и на руку брызнула теплая кровь.

Этой увертке ее научила давным-давно Чеслава. Со злым смехом воительница рассказала, что все парни, когда хотят позабавиться да порезвиться, ловят девок одинаково. И даже умелые воины становятся похожими на огромным, неповоротливых кабанов. Они ведь видят перед собой слабую девку-неумеху и не мыслят даже, что та может воспротивиться. Может попытаться убежать.

Не мыслил и Ивар. Потому Яромира и проскользнула мимо его пальцев, потому и оставила у себя за спиной. А оказавшись чуть впереди, княжна подобрала подол платья и тяжелого плаща и побежала вперед, что было мочи. Задыхаясь от волнения, она постоянно оборачивалась назад: не настиг ли ее Ивар.

Но все, что Яромира услышала, был лишь его обиженный, разочарованный рев.

Харальд вырос посреди тропинке из неоткуда, из густой темноты вокруг, и княжна налетела на него, когда в очередной раз обернулась поглядеть за спину.

— Дроттнинг? — удивился Харальд, перехватив Яромиру в считанных пальцах от своей груди, в которую она едва не врезалась.

Непременно что-нибудь себе сломала бы. Шибко уж спешила, не разбирая перед собой дороги.

Он скользнул по ней взглядом, мгновенно подметив, что княжна зажимала в кулаке кинжал, а на лезвии и руке виднелись капли крови и багряные разводы.

— Что приключилось? — он нахмурился.

Яромира забилась в его руках, желая вырваться из хватки, и когда он отпустил — больше от удивления, чем поддавшись ее усилиям — отскочила на несколько шагов в сторону. Глаза у нее сверкали испуганным, диким огнем.

— Ничего! — звонко соврала она ему, глядя прямо в глаза.

Еще и нож за спину спрятала! Кого надеялась этим обмануть?!

Харальд рассвирепел в мгновение ока. Княжна измотала его душу, и он был сыт по горло. Прежде всего — самим собой.

— Не смей мне лгать, — низким, едва ли не рычащим голосом пригрозил он, а сам скользил и скользил взглядом по лицу, одежде и рукам Яромиры, пытаясь понять, что приключилось.

Выглядела девка испуганной и встревоженной, но невредимой. Платье нетронуто; волосы заплетены в толстую, змеящеюся по спине косу; лицо без единой царапинки, лишь щеки пылают румянцем.

От сердца отлегло, и конунг витиевато выругался, кляня себя за слабость. Обещал ведь!..

Яромира прижала ладонь к шее, словно что-то мешало ей дышать, и чуть оттянула тугой ворот платья с чужого плеча. Злость схлынула, словно ее и не бывало, и остался лишь испуг.

— Чья кровь на ноже? — Харальд не собирался отступать.

Она не хотела говорить ему правду. Сердце билось в груди испуганной пичугой, запертой в клетке. Не хотела, чтобы конунг знал, какие именно слова бросил его племянник в лицо княжне. И отчего те столь сильно ее задели.

Но и лгать ему Яромире было тяжело. Ее собственный обман завел ее очень далеко от родного терема.

— Я не скажу тебе, — сказала она, глядя на свои башмачки, чуть выглядывающие из-под длинного подола.

И уловила едва слышный, раздраженный вздох прямо над своей макушкой: волосы погладил поток теплого воздуха. Княжна подняла голову: Харальд смотрел на нее недовольными, потемневшими глазами.

Он резко потянулся вперед, и Яромира невольно отпрянула, зажмурившись. На мгновение ей показалось, что конунг ее ударит. Но Харальд лишь взял ее за локоть поверх платья и заставил вытянуть руку, в которой она продолжала отчаянно сжимать нож.

Сердце рухнуло в пятки, когда конунг накрыл ее запястье своей большой, шершавой ладонью и сместил на рукояти кинжала большой палец так, чтобы он лег сверху, близко-близко к лезвию.