Яромира. Украденная княжна

Яромира забыла, как дышать.

Второй ладонью он коснулся ее запястья, ровно над бледной жилкой, которая выдавала княжну с головой: так быстро билось ее сердце.

— Когда так держишь, рука подвижнее, — тихо пояснил Харальд. — Замах сильнее. И глубже.

Конунг даже не смотрел на свои ладони. Он не отрывал тягучего взгляда от лица княжны, и она глядела на него снизу вверх широко распахнутыми, изумленными глазами, в которых бушевало пламя. Она стояла перед ним, подняв голову, и, казалось, едва дышала.

Харальд крепко держал ее руки в своих больших, грубых ладонях, привычных к мечу. Его прикосновение было теплым, почти нежным, что совсем не вязалось с его суровым обликом. Он чувствовал, как ее тонкие пальцы слегка дрожат, но не отпускал. Он словно боялся, что стоит ему отпустить — и она исчезнет, растворится в ночном тумане.

Они стояли так долго, будто мир вокруг них замер. Яромира должна была сказать что-то — вырвать руки, сбежать — но не могла. Она не желала признавать, но понимала, почему ее сердце так бешено стучит в груди, почему его прикосновения приносят большее тепло, чем огонь в очаге.

Всхлипнув, Яромира резко выдернула руки из его теплых ладоней, словно обожженная. Она отшатнулась на шаг, и ее глаза на миг встретились с его взглядом — тем самым, что приковывал ее к земле, заставлял сердце биться слишком быстро. Харальд стоял неподвижно, он молчал.

Не оглядываясь, княжна развернулась и побежала прочь, чувствуя, как в груди всё сжимается от тревоги. Ее ноги, будто сами собой, несли ее вперед по узкой тропинке, и она не замечала ничего вокруг. Ее прерывистое дыхание и стук сердца заглушали все остальное.

Но даже когда Яромира скрылась от взгляда конунга, ее образ, ее дыхание, ее дрожащие руки остались с ним. Харальд неподвижно стоял на месте, сжимая воздух там, где только что были ее ладони. Он молча смотрел, как она исчезает в темноте, скрываясь среди деревянных построек. Тишина поселения казалась гулкой, а воздух пропитался ее запахом — так пахла весна.

Яромира добежала до Длинного дома и забилась в свой привычный угол, отгородившись ото всех занавеской. Она хотела спрятаться от самой себя, от того, что зародилось в ее сердце в тот момент, когда его руки сомкнулись вокруг её пальцев. Только вот она, княжеская дочь, ведала, что от самой себя убежать у нее не выйдет. От взгляда Харальда, от его прикосновений, от собственных чувств.

Она обхватила себя руками, сдерживая дрожь, и всхлипнула снова, на этот раз от осознания: она не сможет больше не замечать того, что чувствует рядом с Харальдом.

Викинг, которого ей было впору ненавидеть, стал тем, кем ее мысли были полны до краев.

Харальд долго стоял на месте, вглядываясь в темноту. Он знал, что дроттнинг не вернется. Он и не ждал.

Но была мысль, что не давала ему покоя: в следующий раз он не сможет ее отпустить.

* * *

Ранним утром первый драккар отплыл в Гардарики.

* * *

— Ньёрд на нас гневается.

Гуннар, викинг, который дерзил конунгу еще на приветственном пиру в Длинном доме, щурился, смотря на небо вдали.

Темные, низкие облака парили над водной гладью, и море казалось таким же серым и же мрачным, как небо.

Надвигался шторм.

— На тебя точно разгневается конунг, коли продолжишь нести эту дурь, — посулил ему Вигг.

Яромира нарочито отвернулась от них, стараясь никак не показать, что подслушивает разговор двух мужчин. Они стояли на палубе в нескольких шагах от скамьи, на которой она привычно заняла свое место в утро, когда они покинули недружелюбные северные земли. Минувшие два дня прошли спокойно, даже слишком. Лишь порой до нее долетали шепотки, но она перестала обращать ни них внимание еще в Длинном доме.

Ивар пытался выжечь ее взглядом, но и к нему она привыкла.

И даже к гнетущей тишине между нею и конунгом.

Но первые зачатки шторма, который углядели еще утром, развязал многим языки. И разговоры стали острее, будто бы жестче. Яромира невольно ежилась порой, когда ловила на себе очередной взгляд, полный ненависти и неприятия. Многие винили ее.

Гуннар отошел, и она решилась спросить у оставшегося у борта Вигга.

— Будет шторм?

Викинг отвернулся от моря, по которому мелкой рябью скользили волны одна за одной, и сдержанно кивнул.

— Будет.

Он был кормщиком на драккаре, ведь Олаф остался в поселении, чтобы проследить за починкой второго корабля. Яромира не знала, но то был первый раз за многие зимы, когда Харальд вышел в море без своего старого, верного кормщика.

Вигг оказался прав, и шторм действительно грянул.

Княжна и глазом не успела моргнуть, как небо потемнело, затянулось тяжелыми черными облаками. Ветер усиливался с каждым мгновением, и вот уже первые крупные капли дождя застучали по палубе. Где-то вдали молнии осветили горизонт, и море показалось Яромире бездной, готовой поглотить все вокруг.

Волны хлестали борта драккара, а весла с трудом пробивали поверхность воды, и мужчинам приходилось наваливаться на них грудью изо всех сил и упираться спиной в лавки, чтобы удерживать корабль на плаву.

Яромира почувствовала, как холодные потоки ливня обрушились на ее плечи, и тяжелый плащ мгновенно набряк, пропитавшись водой. Он сделался еще тяжелее, а она сама — неповоротливее. Ветер рвал ее волосы, бросая их в лицо, и дождь хлестал по щекам.

— Ярлфрид!

Харальд, еще мгновение назад стоявший вместе с Виггом у рулевого висла, вырос перед ней. Его мокрая одежда прилипла к телу; рубаха обтянула крепкие плечи и грудь; волосы влажными прядями спадали на лицо. Конунг пытался перекричать ветер, и потому его голос звучал хрипло, надорвано.

— Идем! — в одной руке он держал веревку, второй схватил Яромиру за локоть.

Он потащил ее за собой, не церемонясь, и несколько раз она поскользнулась на скользкой палубе, запутавшись в мокром подоле платья. Порывы ветра были настолько сильны, что сбивали с ног, и Яромира стояла на ногах лишь потому, что Харальд шагал впереди нее и закрывал своей грудью.

Вокруг стоял страшный шум: поскрипывая, шаталась высокая мачта; ветер гудел парусом и рвал с креплений канаты; волны с грохотом ударялись о борта драккара, и вода выплескивалась под ноги; воины срывали глотки и кричали, чтобы слаженно грести на счет.

— Раз! Раз! Раз!

Харальд привел Яромиру на корму и указал на борт, к которому крепились толстые канаты, удерживающие мачту.

— Садись, я привяжу тебя, — приказал конунг, и она послушалась, не задав ни единого вопроса.

Колючий, словно мелкий снег, дождь хлестал по спине и затылку. Ее-то укрывал плащ, а вот Харальд подставлял жалящим каплям едва ли не голую спину: рубаха-то давно промокла насквозь и ничуть не защищала.

Яромира уселась на палубу, прижавшись к креплению, и конунг склонился над нею, пропустил веревку за ее спиной. Она почувствовала его теплое, согревающее дыхание своими ледяными щеками и вздрогнула. На глаза упало несколько прядей его волос, но Харальд тотчас отстранился и принялся вязать мудреный узел.