Яромира. Украденная княжна

— Сперва на мальца погляди, — сказал вдруг Стемид и кивком головы указал на прожжённую искрами рубаху и перевязанные ладони Ждана.

Тот тотчас спрятал руки за спину и решительно помотал головой.

— Я мозоли натер, пока ведра таскал, — мальчишка переступил с ноги на ногу. — Матушка говорит, что до свадьбы заживет! Но я еще не вырос, и женихаться мне рано, а вот тебе, Стемид Ратмирович, самая пора!

Договорив, Ждан зыркнул глазами на матушку, которая стояла позади него. Выглядела Рогнеда так, словно готовилась надрать разговорчивому сыну уши.

— Самая пора? — протянул чуть ошалевший воевода. — А кто же так говорит?

— Все в тереме! — мальчишка важно подбоченился.

— А, ну коли так… — и Стемид покорно повернулся к лекарю.

Тот усадил его прямо на валявшийся на земле тулуп и принялся покрывать обожжённые руки и лицо воеводы густым слоем толченных в воде трав, что приносили прохладу и унимали боль.

Воеводе было нестерпимо больно, и он шипел ругательства сквозь зубы, не блажа в голос лишь потому, что малец Ждан отчего-то все крутился рядом и уходить не спешил. И мать не гнала его прочь.

— Ты-то нашто в огонь полез, Ждан Всеславич? — спросил он, чтобы отвлечься.

— Вся дружина тушила, а я отсиживайся, — мальчишка ковырнул ногой землю и дерзко поглядел воеводе в глаза.

Стемид улыбнулся.

— В дружину-то, поди, хочешь войти однажды?

— А то! — у Ждана глаза загорелись почище того пожара. Он сжал кулаки, позабыв про содранные мозоли, и подался вперед.

— А ведаешь, что там бывает таким вот говорливым и непослушным? — воевода жадно глотнул воздуха, когда лекарь дернул кусок рубахи, намертво прилипший к ожогу на предплечье.

Малец потупился, но на считанные мгновения. Немного подумав, он воспрял духом.

— Так ты ж меня защитишь, верно говорю, дядьк… Стемид Ратмирович? — он вовремя осекся, вспомнив, что ему попало в прошлый раз, когда вздумал величать воеводу дядькой.

И пришла пора уже Стемиду потупляться.

Неведомо, куда мог бы зайти разговор с болтливым, смелым мальчишкой, но появление десятника Горазда все изменило. Выглядел он смертельно бледным, и не только из-за своих ожогов.

Он что-то держал в руке и протягивал воеводе, который, поглядев на вещицу, закряхтел и принялся вставать с земли на ноги.

— Житницу подожгли, — мрачно молвил Горазд. — Кто-то поджег.

Князь Ладожский IV

Князь Ярослав стоял посередине круга, возвышаясь над собравшимися словно неподвижная скала среди бушующего моря. Вокруг него, в самых первых рядах царила мрачная, почти осязаемая тишина. Воздух был пропитан тревогой, словно перед бурей. Все взгляды были устремлены на князя.

— Вира должна быть выплачена! — прозвучал его голос, словно удар грома. — Наша княжеская Правда требует справедливости, и я не позволю никому ее попирать. Тому, кто нарушил мир, придётся заплатить сполна.

В его голосе звенела сталь, но в ответ тишина сгущалась, словно невидимая стена поднималась между ним и остальными.

Залесский князь Военег, отец княжича Воидрага, брат воеводы Видогоста, встретил слова Ярослава холодным взглядом и глухим молчанием.

Воины переглядывались, кто-то опустил голову, кто-то нахмурился.

— Я требую виры, — повторил Ярослав и указал рукой на князя Военега. — Твой воевода похитил ладожскую княжну. Он нарушил твой приказ, нарушил данное тобой слово. Он пошел против твоей воли. И он украл мою дочь.

Люди начали роптать, воздух вокруг стал ещё тяжелее. Ярослав крепко сжал руки за спиной, смотря по сторонам с холодной решимостью. Он старался казаться спокойным, но в его душе закипали противоречивые чувства.

— Какую ты хочешь виру, Ярослав Мстиславич? — с ним заговорил старейшина.

— Не будет никакой виры! — не сдержавшись, вперед выступил залесский князь Военег.

— Ты скажешь в свой черед, Военег Войславич, — осадил его старейшина, и тот было вскинулся, но смолчал.

— Кровь за кровь, — низкий голос Ярослава, звучащий, как удар железа по наковальне, разнесся вокруг.

По толпе прокатилась волна несогласного ропота. Он заметил, как князья и воеводы переглядывались, их глаза были полны недовольства. Ярослав увидел, как несколько человек покачали головами, а другие сжали кулаки, скрывая за этим жестом свои мысли.

— Этого не будет! — выкрикнул князь Военег. — Ты пленил моего сына, старшего княжича! Прежде, чем требовать виры, верни его.

— А кто вернет мою дочь? Может, ты? Может, твой брат без чести, без совести? — Ярослав выпрямился, и его голос звучал холоднее стали.

В его глазах вспыхнуло пламя, но он смирил себя.

Старейшина тяжело покачал головой. Не было ни мира на обширных землях, ни согласия между князьями. Одни лишь склоки, раздоры, обвинения да старые, выпестованные обиды. Он знал, что его ответ не придется по нраву никому. Ни князю Ярославу, ни князю Военегу, ни их ближниками, ни всем тем, кто лишь жадно вслушивался в спор.

Но позволить нынче пролиться крови означало бы посеять такой разлад, который было бы невозможно преодолеть.

Старейшина глубоко вдохнул, собираясь с мыслями. Раздор меж князьями стал бы даром Богов для Рюрика, осевшего в Новом Граде. Ссорясь меж собой, многомудрые мужи позабыли о главном. На вече они так и не договорились друг с другом. Не заключили прочные, крепкие союзы.

И старейшина не мог позволить, чтобы вече окончилось кровной местью, которая лишь пуще всех перессорит.

— Здесь нет правых и виноватых, — начал он медленно, его голос был хриплым, словно он носил груз этих слов на своих плечах долгое время. — У всех своя Правда, и каждому нанесен вред. Обида будет искуплена, но не кровью.

Он замолчал, видя в глазах людей беспокойство, недовольство и даже гнев. Но в сердце старейшины была уверенность: не наказание, а примирение могло спасти их всех от раскола.

— Князь Военег откупится серебром. Князь Ярослав отпустит воеводу Видогоста и княжича Воидрага. Я все сказал, — наконец продолжил он, и каждое слово отдавалось тяжестью в тишине.