Зимние каникулы

– Мне сейчас некогда, не видите?

– Когда освободитесь, – покладисто соглашается доктор.

– Интересно, когда я освобожусь?

– Аптека в два закрывается, постарайтесь успеть, – это уже категорически, не допуская дальнейших пререканий. И кладет перед ней рецепт. – Для больной Соловьевой. Давать по две таблетки на ночь. Я написал. А сегодня еще клизму сделайте.

Лариса будто не слышит, колдует с пакетиками.

Любовь у нее, что ли, без взаимности? Или муж бьет? Ей-то уж точно в медики не надо было идти, каким ветром ее сюда занесло? А куда? – задумывается Майя. И находит для Ларисы работу: на почте газеты сортировать. Самой смешно стало.

Проводила мать до дверей, условилась до среды подождать, может, само решится, с Анной Давыдовной без толку говорить.

...Аркадий Валерьянович сидел около Тамары Георгиевны, гладил ей живот круговыми движениями, успокаивал:

– Наладим вам кишечник, потерпите немного... Легче так?.. А домашним вашим я записку оставлю: пусть принесут чернослив, компот из него можно сварить. Свеклу бы неплохо.

– Я Кирюшу попросила купить для нее чернослива. Когда домашних дождешься...

Алевтина Васильевна не договорила, как открылась дверь и вошел незнакомый мужчина.

И все сразу догадались, что это муж Тамары Георгиевны.

Такие мужья видятся большинству девушек и женщин только во сне. Высокий, спортивного сложения, с благородной сединой на висках. Гладкое лицо не по-зимнему смуглое, безукоризненный костюм, голубая, оттеняющая смуглоту, рубашка... Все это Майя разглядела и оценила в одно мгновение. Еще до того, как громко, с клекотом в горле – невысказанные слова! – зарыдала Тамара Георгиевна.

Доктор встал, уступая место мужу. Напоследок погладил Тамару Георгиевну по руке.

– Радоваться надо, а вы плачете, – ласково укорил. Какой он все-таки славный!

– Нет, минуточку, – вернулся к кровати. Порылся на тумбочке, нашел, что искал. Вложил таблетку больной в рот, заставил запить водой из поильника.

Муж, стоя посередине палаты, ждал. Молча и терпеливо.

– Сейчас успокоится, – заверил Аркадий Валерьянович и посторонился, давая мужу подойти. Рядом с ним он, нормально среднего роста, сразу потерялся, утратил часть своей докторской значительности.

Каждый человек существует сам по себе, но еще и в сравнении или на фоне. Выигрывает, проигрывает. А если фон и сравнение с кем-то ничего в твоих глазах не меняют, значит, отношение у тебя к этому человеку истинное. Приблизительно так подумала Майя, сожалея, что Аркадий Валерьянович в ее глазах не то чтобы потерял что-то – ни в коем случае! – но все же иначе увиделся. Очень уж импозантный этот муж!..

Муж ничего Аркадию Валерьяновичу не ответил и на него не посмотрел. Равно как и на прочих.

Майя сидела на еврей кровати, а Алевтина Васильевна в очередной раз лежала. Как ни была сегодня Анна Давыдовна занята устройством консультации, как ни спешила на какую-то конференцию, к Алевтине Васильевне приходила два раза, измеряла давление (до укола и после), осталась результатом недовольна, назначила иглоукалывание. «Лариса, отнесите назначение, узнайте на какое время поставили».

Нелегкий у медиков хлеб, что ни говори. Особенно в больницах. Ответственность. Не сапоги шить – покупают их или в ту сторону, где они выстроились на полках, не смотрят. Здесь как-никак идет речь о самой жизни. О самом-самом главном!..

Странный этот муж. Сел на стул подле жены, молчит как пень. Теперь Майе виден его сильный затылок, великолепно подстриженный. Майя ведет безуспешную борьбу с отцом, который на такую ерунду, как стрижка, внимания не обращает, каждый раз попадает к другому мастеру, как постригут, так и ладно. Муж, безусловно, ходит к одному и тому же много лет. Без очереди. Майина неприязнь к его шикарной дочке за несколько минут перекинулась на него, как пламя пожара под ветром. Опять не подумала: все слова растеряешь – увидеть жену в таком состоянии!.. Уезжал в командировку – она его провожала, собирала чемодан, бегала по квартире, что-то напутственное говорила: береги себя, не простудись, не нервничай понапрасну (если командировка предстоит ответственная) – и все в таком духе. Была молодая еще, красивая, здоровая (Галя обмолвилась – не болела ничем и давление нормальное), стала больная, и ни молодость, ни красота ни для кого больше значения не имеют...

Тамара Георгиевна и впрямь, как обещал доктор, быстро затихла, пошарила здоровой рукой по изголовью кровати, стянула полотенце, вытерла лицо. Еще влажными от слез глазами в мокрых ресницах впилась взглядом в мужа. Чего во взгляде больше? Беспредельной любви или столь же беспредельной вины?.. Заболела, подвела тебя, как ты теперь будешь, вся жизнь из-за меня наперекосяк. Пожалуйста, прости!.. Будто в самом деле виновата.

Наконец он сказал:

– Не застал лечащего врача. Порядочки. Попытаюсь найти заведующего отделением. Если он, конечно, существует в природе. Попрошу перевести тебя в одноместную палату.

– В отделении таких палат нет, – бесстрастно замечает Алевтина Васильевна.

– Как это нет? – не верит.

– Так вот и нет. – И адресуется к нему непосредственно: – Кто, интересно, в одноместной вашей жене поможет?

Алевтина Васильевна явно разделяет Майины чувства. Он лишь на секунду смешался – и опять ровным голосом:

– Буду хлопотать о переводе в более приличную больницу. Слышишь, Тамара? – Неужели нет у него для жены ласкательного имени? – Да? Нет?

Та мотает головой, показывает, что слышит, но не хочет в другую больницу, хочет остаться здесь...

– И что значит – кто поможет? – реагирует запоздало муж на слова Алевтины Васильевны.

– То и значит. Няньки и сестры со всеми не управляются. Родственники, соседи по палате ухаживают. Вы и ваша дочь ухаживать, скорей всего, не сможете, у вас вряд ли найдется время. – Алевтина Васильевна глухо, на самом дне, закипает. Как бы еще больше не подскочило давление!

Не привык он, чтобы с ним таким тоном разговаривали. Не скрывая удивления, поворачивает к ней породистую седеющую голову. И с этакой дипломатичной вежливостью:

– К сожалению, действительно нет. – И не удержался пояснить: – Я на ответственной работе, предприятия по всему Союзу, ехал во главе комиссии принимать новый объект...

Тамара Георгиевна подтверждает, как умеет: именно так, все верно.

– А дочка? Тоже принимает объекты? – подает ехидный голос Майя. Матери нет на нее: как ты позволяешь себе разговаривать с солидным, взрослым человеком?!

– Что за привычка соваться в чужие дела! – Выдержка его оставляет, но он сразу же берет себя в руки. – Дочь помощник режиссера на киностудии, а это, не мешает вам знать, производство со своими законами.