Детская проза

Зато сохранился старый дырявый мячик, который я надела на обломанный сук. Издали кажется, что на дереве растет невиданный плод. Я забралась в самый угол участка и посидела на любимой скамейке. Эту скамейку мы с Аней затащили сюда в прошлом году и тут судачили обо всем, чтобы взрослым было не слышно. Поглядела через забор на Черную дачу. Так мы с Аней называем дом на соседнем участке. Он заброшен, никто в поселке не знает, кому принадлежит дача. Хозяин не то умер, не то далеко уехал. Печально смотреть…

– Конечно! – с энтузиазмом воскликнула гостья, подпрыгнула и как-то неуклюже зависла надо мной. При этом ее крылышки издавали просто чудовищное гудение. – Чуть в сторону, чтоб я могла встать. Фенечка качнулась и, переваливаясь с боку на бок, взлетела на спинку моего дивана. – Спасибо. Я резко села, откинув одеяло, и во все глаза уставилась на Фенечку. Ну надо же! Действительно, девочка. Маленькая рыжая девчонка в розовом платье и с крылышками, как у стрекозы. Невероятно! – Что ты…

Сидят ребята на скамейке. По сторонам поглядывают. Чем бы заняться? А Женя в небо уставилась; — Вон! Вон! Смотрите! — А чего смотреть?.. Тучи, и всё! — говорит Генка. — Да как же ты не видишь?! — удивляется Женя. — Вон гора. А на горе — замок с башенкой. А к замку плывёт человек-амфибия… И правда. Если присмотреться — и гора, и замок с башенкой есть. Только человека-амфибию рассмотреть не успели. Одно облако стало наползать на другое. Всё перемешалось. Скоро и замка не стало. Только опустили…

— Не знаю. — Ни одного. — Значит, ты будешь первым. — Если я буду три метра ростом, у меня не будет времени, чтобы стать астрофизиком. Мне будут постоянно мешать. Привет, Муна! — крикнул он. Муна посмотрела на них. Она встретилась взглядом с Сигмундом и покраснела. — Сильно занята, Муна? — Чего? — Ты подготовилась к контрольной по истории? — Я… Я не знаю. А что? — Ну если ты не подготовилась, как же ты можешь тратить время на то, чтобы так глазеть на Макакуса. Муна покраснела…

И тут начались другие чудеса. Ведь Тюпа взрослый. А для Непуньки он маленький. Она перевернула Тюпку и моет его, вылизывает. Тюпка проснулся, удивился: зачем это, для чего это? Он сам может. Хотел уйти. А Непунька уговаривает: «Лежи, ты маленький, запнёшься, потеряешься». Песни пела-пела и сама заснула. Тут Тюпа выбрался из корзинки и занялся разными своими делами. То да сё. Бабочек пошёл ловить. К воробью подкрадывается. Проснулась Непунька. Ах, где же её Тюпонька? Выбежала…

Тут волк остановился в шаге за спиной поросёнка и победно взмахнул хвостом! — Беги! Ну, беги же! — вдруг отчаянно закричал мой сосед сзади. И тогда я не выдержал и тоже закричал! Закричал, не слыша собственного голоса в общем гуле; не заботясь совершенно, что обо мне могут подумать — взрослый дядька, а кричит и топает в детском театре! — Беги! Беги, поросенок! — что было мочи орал я. — Беги же! Сзади волк! ДИНЬ — ДИНЬ Бабушка испекла свой замечательный пирог с капустой и позвала Саньку:…

Почувствовав, что день прожит не зря, Ира с улыбкой изрекла: – Между прочим, Сезанн самым сложным видом искусства считал портретную живопись. Он тщательно прописывал каждую деталь на своих полотнах. – Что вы говорите? – Правая бровь Егора иронично приподнялась. – Представьте себе! – в тон ему ответила Ира. – Известен случай, когда художник заставлял позировать Амбруаза Воллара в течение ста четырнадцати часов и после этого заключил: «Ну вот, по крайней мере, вашей манишкой я теперь вполне доволен!»…

На исходе зимы Вадик полюбил, к радости своего сурового отца, лесоруба дяди Сашко, колоть дрова. Вернувшись из школы, сразу за колун – и до сумерек. Переколол семейные и уже подбирался к соседским. Многие из наших ребят нечаянно заразились, тоже начали колоть. И вскоре Вадик возглавил братство под названием «Колуны», куда принимали по свежим мозолям на ладонях. Встречаясь, они протягивали друг другу руки, повернутые навзничь, будто для игры в «оладушки», шушукались и записывали в особую тетрадь,…

Он спустился по ступенькам террасы в сад. В саду царил такой же беспорядок вчерашнего дня, как и в столовой. Цветы с слепившимися перевернутыми листьями, как их прибил вчера дождь, пригнулись к грязной земле. Мокрые желтые дорожки говорили о силе вчерашних потоков. Деревья с опрокинутой ветром листвой так и остались наклоненными, точно забывшись в сладком предрассветном сне. Тёма пошел по главной аллее, потому что в каретнике надо было взять для петли вожжи. Что касается до жердей, то он решил выдернуть…

Когда идешь по тайге днем, то обходишь колодник, кусты и заросли. В темноте же всегда, как нарочно, залезешь в самую чащу. Откуда-то берутся сучья и цепляются за одежду, ползучие растения срывают фуражку с головы, тянутся к лицу, опутывают ноги. Быть в лесу, наполненном дикими зверями, без огня, во время ненастья — жутко. Я шел осторожно и прислушивался к каждому звуку. Шелест листьев, хруст упавшей ветки, шорох пробегающей мыши заставляли меня круто поворачиваться в сторону шума, и я еле удерживался,…

Быстренько смахнул я пыль с мебели, подмел пол. А славная у нас комната, хоть и пустовато. Окно большое, верхушка дерева перед ним — во дворе у нас их несколько. И большой кусок неба виден. В общем, будто на даче живешь, не похоже, что в центре Ленинграда, где почти все старые дома с темными дворами-колодцами. Интересно, как станут делать уборку лет через пятьдесят? Стены и полы будут, наверное, из пластмассы, мебель — полиэтиленовая или еще из какого-нибудь нового материала. Я бы так убирал: раз,…

Открыл Кузя глаза, прислушался. Шипенье и шорох стихли, а все равно Кузя чует, что под окном кто-то стоит. А кто? Интересно Кузе посмотреть, да страшно чуть-чуть. В городе у Кузи никто не шуршал: великан и тот не достанет – четырнадцатый этаж у Кузи! А тут в Апалихе в первую же ночь пришел. Но кто?! Не выдержал Кузя, встал, подкрался на цыпочках к занавескам, отдернул их… А за окном лапищи черные как потянутся к Кузе!.. И снова: шшш!.. шшшууу!.. Задернул Кузя поскорее занавески и в постель…

Гюро считала, что уже неплохо познакомилась с самой собой, и сейчас ей не терпелось, чтобы кто-нибудь сел рядом с ними. Но пассажиры спешили мимо, пока наконец какая-то важная дама в сопровождении молоденькой девушки и маленького мальчика не остановилась у их купе. - Здесь свободно? - спросила она. - Да, пожалуйста, - ответила мама. - Сейчас я уберу сумку. Новые пассажиры уселись и замолчали. Взрослые смотрели в окно, но мальчик смотрел только на Гюро. Гюро тоже смотрела на него, они глядели…

Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания «доброй панночке» и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей. Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною… На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка,…

Наступил злополучный день. К немецкому уроку многие не явились. Никогда за весь год не насчитывалось столько заболевших в пятом классе, как в это утро. У тех же, которые предпочли явиться в класс, были далеко не спокойные лица в ожидании рокового часа. Одна Нина Махрова, по-видимому, оставалась спокойной. Ее удлиненные, как у египтянки, глаза сияли обычным тихим светом, на матово-смуглом лице не было ни тени румянца, первого признака волнения, того самого румянца, который украшал разгоряченные лица…

Так говорила мама. Отец действительно никуда не уезжал. Да и куда ехать врачу, прикованному к своей больнице! Мама раз, а то и два раза в год уезжала надолго: в Анадырь уезжала, на Чукотку, в Магадан, на Сахалин и еще куда-то. Туда, где были их экспедиции. А они были всюду. Каждая поездка оставляла след в комнате. Кора пробкового дерева. Чучело белки. Архангельская прялка. Шкура уссурийского тигра. Коралл. Почти окаменелый, с ракушками кусок мачты фрегата «Паллада», пролежавшего на морском дне…

Две белочки бегали по стволам деревьев, а потом по изгороди и вдруг бросились на асфальт мостовой. — Ой, как бы не под машину, — сказал Ян-Ваныч. — Глупенькие! Белки почти ручные: одна с бурым хвостом, другая — с пепельным, людей не боятся, машин не боятся, прошмыгнули как-то на ту сторону дороги, к реке. — Вернутся, — сказал Ян-Ваныч и заботливо добавил: — Опять побегут назад, как бы беды не было. Надо проследить, надо… Живое! Пока живое! Природу любит Ян-Ваныч. Вот и белочек этих, и деревья,…

Автобус давно скрылся в дубовом лесу, а друзья все смотрели ему вслед. Вскоре пришли холода. Озеро покрылось льдом. Однажды друзья собрались на берегу. Изобретательный Лисенок сделал из сосновой коры и орешков несколько пар коньков. Орешки служили колесиками. Зайка Торопыга предложил Белочке Ореховочке опробовать их. Волчонок, получивший коньки первым, не решался ступить на лед. Тогда изобретатель торжественно сделал по озеру первый круг. Увидев это. Белочка Ореховочка быстро надела коньки и покатилась…

Я сильно загордилась от слов учительницы, что у меня есть воображение, и решила отыскать очень смешное слово. Хотела, чтобы все рассмеялись. Искала, искала… А, нашла! И я крикнула: — Радикулит! Успех был неподдельный, и все ученицы смеялись до слез, а вот учительница — нет. — Не могу поверить, — сказала она, — будто «радикулит» для тебя — самое красивое слово во французском языке! Я хотела было заспорить, сказать, что и правда очень люблю «радикулит», и что… и что… посреди фразы на меня вдруг…

— Ох, — возмутилась Анна, — за такого — и замуж? — Вот так и княгиня, твоя прапрапрабабка рассудила, — одобрительно улыбнулся Илларион. — Она тех мужей древлянских заперла в бане и сожгла. Сама же с войском пошла на Коростень, где её князя сгубили, и, устрашив врагов, взяла с них дань — по три голубя да по три воробья со двора. — Вот так дань! — засмеялась Анна. — Голуби да воробьи! — Небогатая дань! — поддержал ее Андрей. — Не для богатства, для отмщения поступила так премудрая княгиня. Вечером,…