Детская проза

Вдруг Маннон заметил каких-то незнакомых мальчиков, которые с большим интересом следили за игрой. Видимо, им тоже очень хотелось поиграть! Маннон остановился, опасливо посмотрел на мальчишек и кивнул другу: — Пошли отсюда! Абдулло удивился: — Чего ты? — Ничего. Пошли на задний двор, за школу. Там и поиграем, а то от этих ребят не отделаешься! — Да что ты? Пусть поиграют с нами! — Пусть, пусть! Разорвут мяч-то! Ты что ли деньги платил? Абдулло покорно пошел за Манноном. На заднем дворе…

Да только Лиходеич сделал вид, что туг стал на единственное левое ухо, да и подслеповат. Сплюнул в сердцах, отчего земля сразу лужей промокла, и в ней головастики заюлили. Прошел мимо, подопнув ядовитого гриба. Только наглая ножка и вытянулась — дурочка дурочкой. Без шляпки-то. И в левой ноздре засвербело у Лиходеича, зачесалось, застучало, заглодало ненасытно. Он быстрей до дома. Открыл уж дверь, рот раззявил для чиха, уж прицелился лбищем в край печки, что всегда делал, когда особый смак хотел…

— Что, хлопец, сомлел? Что с тобой? — будто издалека услыхал он уже знакомый голос солдата. — Да нет, да я так, — пробормотал Саша. — Белый как полотно стал. Болен, что ли? — Здоров я… — ответил Саша, вытирая выступивший на лбу пот. Ему стало очень стыдно. «Что это я, как девчонка, — подумал, — ни с сего ни с того в обморок…» И повторил уже более твердо, даже сердито: — Здоров я, сильный. — Сильный, — усмехнулся солдат. — Это ты, брат, отощал. Растешь, организм требует хорошего питания, а…

Один раз но дороге в Швейцарию шла женщина с ребёночком. Началась метель: ‘женщина сбилась с дороги, села в снегу и застыла. Монахи вышли с собаками и нашли женщину о ребёночком. Монахи отогрели ребёночка и выкормили. А женщину они принесли уже мёртвую и похоронили у себя в монастыре. 1 Л р in и н старинная мора длины, немногим менее метра. КАК МУЖИК УБРАЛ КАМЕНЬ На площади в одном городе лежал огромный камень. Камень занимал много места и мешал езде по городу.…

Да этот ваш… Раскомандовался… Полководец из детского сада, — продолжала хрипеть трубка. — А-а — Главный инженер скосил глаза в сторону, где в дальнем конце зала за небольшими низкими столами неправдоподобно крупно возвышались фигуры людей, словно ученики-переростки за партами. Группа оперативного управления. Или, по выражению некоторых, «детский сад». «Этот ваш», о ком кричала трубка, сидел в самом углу, под жирно рисованными диаграммами, которые развесил он справа и слева по стенам (тоже еще…

— Прошу, молодой человек, до, ре, ми, фа, соль, ля, си… Ну, я и спел и до, и ми, и соль… Он послушал, закрыл пианино, почему-то закашлял, и сказал: — Тебе, мальчик, медведь на ухо наступил… А ещё учитель пения! Откуда он знает, кто кому на ухо наступил? Если бы на меня медведь наступил, я инвалидом был, у меня бы из головы блин получился, я бы тогда не то что петь, говорить бы не смог… В общем, ничего руководитель не понимает. И ещё мне не везёт с русским языком. Он хромает…

— Низверзлась. На лугу паслась — и нету. Прибежали — яма. Камень кинули, через час только и плеснуло. На море живем. На тонкой оболочке. Да вся жизнь наша — одна оболочка. Вот Пережженкин Иван Матвеевич жил, жил… Настя Никитична смотрит на окно, по окну полосы дождя. Автобус останавливается все чаще, салон пустеет. Начинает тревога посасывать… На конечную остановку ехали вчетвером: разговорчивая бабка, женщина с ребенком и Настя Никитична. Показалось селение, автобус нырнул под гору, зарулил…

— Где мама? Где мама? Щенок молчал. Кошка обнюхала его, грозно подняла лапу. Щенок лежал неподвижно, словно забытая детьми игрушка. Но кошка не спускала с него настороженных глаз: — Это еще что такое?! Что ему здесь нужно? Щенок молчал и не шевелился. Зато котята полезли к матери, требуя молока. Кошка неохотно улеглась. Котята радостно затеребили ее. Чуть двинулся и щенок. Кошка хотела было подняться, но котята не дали. Щенок еще подвинулся. Кошка предупреждающе зашипела: — Пш-шел!…

— Я встречал в Градце ногу и побольше, продолжал Румцайс, положив сафьян на стол и приготовив бумажный сантиметр. — Вот это была ножища! А на вашу лапку я сошью башмачок — ахнуть не успеете. Бургомистр Гумпал сперва покраснел, как сафьян, потом стал белый, как бумажный сантиметр. Потом снова покраснел и некоторое время так менялся в лице. — Что это на вас нашло? — сочувственно проговорил Румцайс. Гумпал, который в этот момент становился фиолетовым, вскочил с кресла, порвал в клочки дорогой…

— А что же тут удивляться? — сказал папа. — Люди стареют — вы не удивляетесь, дивизии стареют — вы не удивляетесь, а если знамя побывало в боях и остались на нём следы пуль — вы удивляетесь? Знамёна тоже стареют… Да только делаются ещё лучше. И вот наступает самый грустный день, когда приходит на пост к знамени молодой солдат и засыпает, стоя на посту… Вернее, не засыпает, а уходит домой обедать. А к одинокому знамени подбегает Альма, садится на знамя и начинает грызть его и трепать. И от знамени…

— Ко мне нельзя, — зашептал он. — Батька меня наказал. Ты, Сережка, бери эту собаку себе. Дарю насовсем. — А зачем она мне? — пробовал возразить Сережа, но дверь тут же захлопнулась. — Вот так дело, — растерялся Сережа. — У меня дома уже есть собака и черепаха есть. Мамка заругается, что вторую принес. Что же делать? Жалко оставлять его на улице под дождем. Он заболеет и умрет. Знаете что? — И Сережа вдруг обрадовался: — Я дарю его вам. Он бережно извлек из-за пазухи щенка и вручил мне. …

— Здесь был рисунок, — сказала она негромко. — Темно… Не видно. Неужели стёрся? Нет… Кажется, вот. Это она при мне гвоздём нацарапала рисунок — девочку с косичками. А под ним надпись была. Да вот она. Взгляните. Анна Исааковна осторожно провела ладонью по стене, смахнула пыль. На штукатурке выступил едва приметный детский рисунок девочки с косичками, а ниже — неровные буквы: «Приговорена к расстрелу». Анна Исааковна прижалась щекой к рисунку и едва слышно прошептала: — Зиночка. Ромашка…

Днем большой просторный дом кажется пустоватым. Зато, когда мама и папа приходят с работы, комнаты наполняются шумом, веселым смехом. Папа превращается в коня, Вовка в наездника, и начинаются скачки. Вовка весь в маму, и папа, любуясь им, часто говорит: — Ты посмотри, как он похож на тебя! Мама, довольная, весело возражает: — Но характер твой! Непокорный. А она, Рая, не походит ни на мать, ни на отца. Бабушке не нравится, что она увлекается конно-стрелковым спортом. — Не женское это…

И хотя было понятно, что такой же точно надписью могут гордиться тысячи других ребят из тысяч школ, она всё равно нет-нет да и открывала ящик комода, доставала оттуда табель и… любовалась! А когда её повезли в деревню, взяла табель с собой. * * * Лето — ну, кажется, что могло в нём измениться из-за того, что Ольга школьницей стала? Да ничего!.. А на самом деле изменилось. Раньше она жила в деревне до тех пор, пока погода хорошая, а теперь уж — стоп, погодите! Каникулярное лето кончается ровно…

У Коли Семихина есть маленький братец У Коли Семихина есть маленький братец — Вовка. Коле надо его всюду с собой таскать. Он Вовке заместо няньки, пока мама с отцом на работе, — а с таким грузилом разве далеко уйдешь? Прямо никудышное положение образовалось. Ни в футбол сыграть с кильковскими, ни в лес сходить, ни рыбу позагонять. Истощала наша равенская команда. Толик Малашин со всей семьей по осени в город подался. Замечательный был нападающий. Орловы теперь живут в Кильково, отец их там…

Вдруг над прибрежными зарослями осоки, часто-часто махая крылышками, промелькнула крупная яркая бабочка. В то же мгновение бабочка опустилась на крайнее мое удилище, сложила крылья и оказалась… птичкой. Тонкий кончик удилища закачался под ней, подбрасывая птичку вверх и вниз, заставляя ее то вздрагивать крылышками, то растопыривать хвостик. И точно такая же птичка, отраженная в воде, то летела навстречу, то вновь падала в синеву опрокинутого неба. Я затаился и стал разглядывать незнакомку. Она…

И вернёмся к милиционеру, который, как положено, отнёс свёрток с орущим младенцем в дежурную часть вокзала, где он извивался некоторое время на милицейском столе, как на горячей сковороде, обмочив несколько протоколов, а оттуда его доставили в инфекционную больницу, на карантин. Там-то и обнаружили записку, на живульку пришитую к изнанке покрывала, из которой стало известно имя мальчика, далее следовала приписка, дескать, я от ребёнка ни в коем случае не отказываюсь и скоро за ним вернусь. Никакой…

— Откуда же отправка им? — С Витебского, — на ходу ответила мать. Красные трамваи, звеня, подходили к остановке. С них были сняты дощечки, указывавшие, куда они идут (чтобы этими указаниями не могли воспользоваться шпионы). Подошел девятнадцатый номер. Мать не знала, идет он к Витебскому или нет, и спрашивала у людей, а они тоже не знали. «Доедете», — сказал наконец с площадки какой-то дядька, но было поздно трамвай тронулся, и мать побоялась вскочить с Люськой на руках. «Ой, беда, ой, опоздаем», —…

Без дома Помните старый фильм, который всегда показывают по телику на Рождество, – «Волшебник страны Оз»? Я его обожаю, особенно Злую ведьму Запада, с ее зловещим хохотом, и зеленым лицом, и замечательными летучими обезьянами. Я бы все на свете отдала, только бы у меня была ручная злобненькая летучая обезьянка! Она бы носилась по небу, хлопая крыльями, а как учует противный учительский запах мела и растворимого кофе – ка-ак спикирует сверху на миссис Рвоту Мешкли и унесет ее далеко-далеко! И пусть…

А рядом с оврагом другой - еще лучше... Их в фартук рвет бабка, спускается с кручи. О, боже, потеря, где пень, где корзинка. Но Крошке давно это все не в новинку. К корзинке хозяйку ведет, громко лая И хвостиком гордо при этом виляя. Но было однажды в лесу и другое, Надолго запомнилось бабке такое: Набрав земляники с походом лукошко, Присела бабуля, устав, у дорожки. Когда ж на лукошко она оглянулась, Глядь, Крошка мордашкой в лукошко уткнулась! «Ах ты, сладкоежка,…